Вечная жизнь Смерти

Прилив эмоций, которые Чэн Синь загнала было вглубь души, поднялся вновь. Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.

— Тогда… А как насчет тебя? Что пережил ты? Можешь рассказать мне хоть что-нибудь? — Чэн Синь пошла в открытую. Что еще ей оставалось?

— М-м, дай-ка подумаю… — протянул Тяньмин.

Зажегся желтый огонек, а ведь он даже еще ничего не сказал. Серьезное предупреждение.

Тяньмин решительно помотал головой.

— Не могу я ничего тебе рассказать! Совсем ничего.

Чэн Синь молчала. Все, что могла, она сделала. Оставалось лишь ждать, что предпримет Тяньмин.

— Нет, мы не должны об этом разговаривать, — произнес он и вздохнул. А затем, одними глазами, добавил: ради тебя.

Да, слишком опасно. Желтый огонек загорался уже три раза.

Чэн Синь тоже вздохнула в душе. Тяньмин сдался. Миссия останется невыполненной. Но иного выбора не было. Она понимала это.

Они махнули рукой на главную задачу. И тогда объявшее Тяньмина и Чэн Синь пространство, все эти протянувшиеся между ними световые годы стали их тайным миром. И правда — эти двое не нуждались в языке, они говорили друг другу всё одними глазами. Сейчас, когда мысли не отвлекались на выполнение задания, Чэн Синь могла читать во взгляде собеседника еще лучше, чем прежде. Она вспомнила колледж — тогда Тяньмин часто смотрел на нее так. Он старался делать это незаметно, но девичьи инстинкты подсказывали ей, что на нее смотрят. Теперь его взгляд лучился зрелостью, и эти лучи пересекали световые годы, чтобы согреть Чэн Синь теплом и счастьем.

Ей хотелось, чтобы молчание длилось вечно, но Тяньмин заговорил снова:

— Чэн Синь, помнишь, как мы проводили время вместе, когда были детьми?

Она помотала головой. Что за неожиданный и непонятный вопрос! «Когда мы были детьми»?! Однако она успешно скрыла свое удивление.

— Помнишь, как мы вечерами звонили друг другу и болтали перед сном? Сочиняли всякие истории… У тебя всегда получалось лучше, чем у меня. Сколько мы их напридумали? Штук сто?

— Да, думаю, не меньше.

Чэн Синь не умела врать, но сейчас удивлялась, как хорошо ей удается лицедейство.

— Ты помнишь хоть какие-нибудь из них?

— Не много. Детство кажется теперь таким далеким…

— А мне нет. Все эти годы я рассказывал здесь сказки — твои и мои, много-много сказок.

— Себе самому?

— Нет, не себе. Когда я оказался здесь, то ощутил необходимость что-то дать трисолярианам. Но что? Думал-думал и решил, что хорошо бы принести в этот мир детство. Вот и начал рассказывать им наши истории. Здешняя ребятня обожает их. Я даже издал сборник «Сказки Земли», страшно популярный. Мы оба с тобой авторы этой книги, я ничего не присвоил. Истории, которые сочинила ты, подписаны твоим именем. Так что ты теперь здесь знаменитость.

Согласно весьма ограниченным знаниям людей о трисолярианах, при половом акте тела двух партнеров сливались в одно, а затем это общее тело разделялось на три-пять новых. Это и были потомки первой пары — «ребятня», как называл их Тяньмин. Новые индивиды наследовали часть родительской памяти и «рождались» уже относительно взрослыми личностями. В этом и заключалось их отличие от земных детей. У трисоляриан, по сути, не было детства. И земные, и трисолярианские ученые считали, что этими биологическими особенностями обусловливались коренные культурные и общественные различия между двумя цивилизациями.

Чэн Синь опять испугалась. Она поняла, что Тяньмин не сдался, что наступил решающий момент. Надо что-то сделать, проявив при этом предельную осторожность.

Она с улыбкой сказала:

— Раз ни о чем другом говорить не разрешается, то, может быть, нам можно вспомнить эти истории? Они же наши личные, больше никого не касаются.

— Какие именно — мои или твои?

Чэн Синь не колебалась ни секунды. Она дивилась, как быстро ей удалось раскусить намек Тяньмина.

— А перескажи-ка мои! Верни меня в детство.

— Хорошо. Давай не будем разговаривать ни о чем другом. Только сказки. Твои сказки.

Тяньмин развел руками и поднял глаза вверх, очевидно, обращаясь к тем, кто следил за их свиданием. Смысл его жестов и слов был понятен: «Вы ведь не возражаете, правда? Тема-то совершенно невинная!» После чего сказал Чэн Синь:

— У нас около часу. Какую же сказку тебе напомнить? Хм… Может, «Новый художник короля»?

И он принялся рассказывать. Голос его звучал мягко и проникновенно, как у сказителя, нараспев читающего древнюю поэму. Чэн Синь изо всех сил старалась запомнить каждое слово, но постепенно волшебная история увлекла ее. Время текло, Тяньмин говорил и говорил… Он рассказал три сказки, связанные общим сюжетом: «Новый художник короля», «Море Обжор» и «Принц Глубокая Вода». Когда последняя история подошла к концу, софон включил обратный отсчет времени. У них оставалась всего одна минута.

Пришла пора расставаться.

Чэн Синь очнулась от чудесного забытья, в которое погрузили ее волшебные сказки. Что-то поразило ее в самое сердце, и оно едва не разрывалось от боли.

— Вселенная велика, но жизнь еще больше, — проговорила она. — Мы встретимся снова.

Только произнеся это, она сообразила, что почти в точности повторила прощальные слова Томоко.