Вечно дикая

Закрываю ноутбук и убираю его на тумбочку, а затем придвигаюсь к Джоне. Он без лишних слов поднимает руку, позволяя мне прислониться к его широкой груди.

Пересказываю все подробности письма Делайлы.

– То есть ты хочешь сказать, что рылась в личной почте этого замкнутого человека?

– Оно лежало на самом видном месте.

– Так бы поступила и Мюриэль.

– Это не одно и то же!

– Ладно, как скажешь, мини-Мюриэль.

Я игриво бью его по животу, и мышцы Джоны напрягаются.

– Она ворвалась бы к нему в сарай и засыпала вопросами. А я этого не сделала.

– Потому что он, скорее всего, достал бы ружье.

– Да какая разница? В любом случае главное не это.

Джона улыбается, словно издеваясь надо мной.

– Ладно. И что же главное?

– То, что он не намерен с ней общаться.

– И это его выбор. Мы не знаем, что происходило между ним и его семьей все эти годы. Может быть, он просто не хочет иметь с ними ничего общего.

Прикусываю язык от желания сказать, что, вообще-то, знаем. Я знаю, потому что Рой рассказал мне в ту страшную ночь в августе, когда самолет Джоны разбился в долине. Я никогда не рассказывала о том, чем поделился со мной Рой. Никому, кроме Саймона, и сделала это лишь потому, что Саймон никого не осуждает.

Джона бы осудил. И очень сурово.

Рой и так уже достаточно наказал себя, уединившись в своем доме в лесу на тридцать три года, предпочитая в качестве собеседников домашнюю живность и диких собак.

– А как насчет «простить былые прегрешения и отпустить ситуацию»? Разве не ты подтолкнул меня к тому, чтобы дать отцу еще один шанс?

И Джона сделал это потому, что не дал своему собственному отцу второго шанса, а потом стало слишком поздно.

– Да, но Рой не умирает. Кроме того, Рен был порядочным парнем. А Рой… это Рой.

– Рой тоже порядочный.

Джона фыркает.

– На прошлой неделе, когда он приезжал подрезать копыта Зику, на нем опять была та чертова шапка из енота. Бандит от него спрятался.

– Он порядочный по-своему, – вношу поправку я. – Знаешь, я тут вот, что подумала: если бы Агнес не позвонила мне, я бы никогда не приехала на Аляску и не познакомилась с отцом. С тобой мы тоже никогда не встретились бы.

– И что? – В голосе Джоны появляется настороженность.

– И… я сделала фото контактов Делайлы.

– Что за безумный план рождается в твоей хорошенькой головке?

– Еще сама не знаю.

Его пальцы откидывают волосы с моего лица, пока он смотрит на меня сверху вниз.

– Он не похож на Рена. Рой больше напоминает дикого зверя – того, чье доверие ты наконец заслужила. Но если ты подорвешь его, все снова вернется на круги своя.

– Знаю. Поэтому и беспокоюсь.

Рой так далеко продвинулся с нашего первого визита к нему в марте – в тот день, когда мы переехали сюда и узнали, что стали гордыми владельцами ненужного нам козла.

– Ну хватит о Рое.

Джона наклоняется ко мне. Его губы касаются моего лица и плавно переходят к самому чувствительному месту – под ухом. Он знает о моей маленькой слабости.

– Это наша предпоследняя ночь наедине, аж до второго января.

– Боже мой, ты прав!

– Слишком долгий срок, чтобы за стеной нашей спальни находились твоя мама и Саймон.

– Они оба пользуются берушами для сна.

Саймон спит очень крепко, а маму раздражает звук его дыхания.

– Тебя никакие затычки для ушей не заглушат.

– Ой, заткнись.

Джона любит подтрунивать надо мной, что я могу быть очень громкой, но на самом деле это – обычно – неправда.

– Тогда, наверное, тебе лучше приняться за работу.

Он бросает на меня вопросительный взгляд.

– Какую работу?

– Ты мне должен. – Поднимаю брови. – За вчерашнее, в офисе.

Уголок его рта приподнимается, и его пальцы начинают ловко расстегивать пуговицы на моей пижаме, пока он не распахивает ее, подставляя мою грудь прохладному воздуху.

– Я когда-нибудь говорил тебе, как мне нравятся все твои сексуальные фланелевые пижамы огромных размеров, которые ты постоянно покупаешь? Особенно та, с леденцовыми тросточками?

Смеюсь, а Джона опускается все ниже, оставляя языком влажную дорожку на моей коже – от ключиц до пупка, задерживаясь на несколько секунд вокруг моих торчащих сосков.

– Хорошо, потому что я купила еще две.

Я делаю паузу и затем игриво-соблазнительным голосом добавляю:

– Vennen.

Он замирает.

– Можешь не называть меня так? Особенно когда я делаю это.

– Хорошо, Vennen, – повторяю я, сдерживая хихиканье.

– Я серьезно.

– Что это значит?

– Это ласковое обращение. К маленькому мальчику.

Он одним движением стягивает с меня пижамные штаны вместе с трусиками и отбрасывает их в сторону. Переместившись так, чтобы его плечи оказались между моими ногами, он замирает и пристально заглядывает мне в глаза.

– По-твоему, я похож на маленького мальчика, Калла? – Его голос становится хриплым.

Я сразу же проглатываю свое веселье.

– Нет.

Он похож на самого мужественного и красивого мужчину, которого я когда-либо видела.

При первом же движении его языка резко вдыхаю.

* * *

– О чем, черт возьми, ты говоришь, мама? О чем он говорит?