Вечно синее небо

– Что? Ах, ссадина… Толик, господи, ну о чем ты говоришь? Я обрела, наконец, то, чего так ждала, и я чувствую себя потрясающе! Господи, я хочу как-то отпраздновать начало новой жизни…. Чего вы хотите больше голубцов или блинчиков с мясом? Ну, смелее… Алексей….

– Мне трудно сказать, я вообще-то сегодня…

– Толик, я думаю, все-таки блинчики, да?

Толик замялся, затем робко кивнул головой, видимо пытаясь найти в этой ситуации свои плюсы.

Алексей, пошел к себе, размышляя, могут ли быть как-то связаны просветление Зоя Карловны и ссадина на ее лбу. Спустя некоторое время раздался звонок в дверь, и Толик от имени хозяйки пригласил Алексея на блинчики.

Зоя Карловна фланировала из своей комнаты в кухню через коридор, беседуя по телефону. Время от времени до Алексея доносились обрывки фраз: «Алло, Рая, ну что я хочу тебе сказать, все случилось… да-да… примерно час назад… что? Да, ощущение фантастическое, правда немного кружится голова…»

– Пошли, – сказал Толик и повлек его в кухню. – Там уже все накрыто. Зоя Карловна просила, чтобы начинали без нее, она подойдет чуть позже.

Зоя Карловна прошла мимо кухни, и до Алексея донеслось:

«… да, во время чакрового дыхания… нет-нет, я была совершенно одна… все померкло перед глазами, а когда я пришла в себя, то поняла, что все вокруг изменилось!»

– Присаживайся и угощайся. – Толик гостеприимно указал на хозяйскую табуретку.

– Спасибо. Как она себя чувствует?

– Как видишь – бодро.

Алексей присел и задал вопрос вежливости:

– Что нового?

Толик писал под псевдонимом Великосветский и как-то давал Алексею почитать свою рукопись. Титульный лист был озаглавлен:

Анатолий Великосветский

«Избранные беседы обо всем»

По сути это был сборник интервью, диалогов и монологов самого Толика, которых никогда не было в действительности, но которые время от времени происходили в его голове. Беседы состоялись при участии несуществующих журналистов, артистов, представителей культа и оппозиционеров. В них Толик давал глубокие ответы на самые острые вопросы современности, касающиеся культуры, а также политической и религиозной жизни страны. Но почему-то никто не хотел публиковать Толика, и он не мог смириться с этим фактом.

– Все вокруг тронуто распадом и выжжено коррупцией. Проза тонет. Она выпускает на поверхность последние пузыри, и у нас есть выбор: добить ее ведром или протянуть ей палку… в смысле конец…. – Толик бросил взгляд на старомодный настенный календарь с изображением какой-то актрисы и тяжело вздохнул. – Они ждут, что я буду писать им сраные фэнтези или детективы.

Когда речь заходила о литературе, Толик распалялся с немыслимой скоростью и постепенно из-за излишней эмоциональности его обороты теряли смысл.

– Я знаю, что многие из них не хотели бы, чтобы я писал, – голос Толика дрогнул, и он заговорил почти шепотом: – я это знаю, знаю…. – Глаза его вспыхнули маниакальными искрами, и Алексей вздрогнул. – Если понадобится… . Если они посадят меня в «психушку» на цепь, я буду писать фекалиями на спинах сокамерников, как Ван Гог!

Послышался голос Зои Карловны из коридора:

«Геннадий Андреевич, добрый день, ну поздравьте меня, все случилось… что?! Нет, я не забеременела. Нет-нет, моя машина тут не при чем… в общем я пробудилась, да!»

Толик посмотрел на дверь, убедился, что Зоя Карловна его не слышит и зашептал:

– Я собираюсь устроить открытые чтения возле библиотек. Возьму мегафон, положу коробку возле ног и стану читать… стану читать людям на улицах! Я не боюсь репрессий. Что ты об этом думаешь?

– Ну, в принципе, мне кажется, что… эээ….

– Я вот думаю, а что если я завтра умру? – вдруг сказал Толик. – Что тогда? Ты никогда не думал о том, что ты в любой момент можешь умереть?

– Я?! Ну-у…