Вечно в пути (Тени пустыни - 2)

Не отдавая себе отчета, что он делает, Зуфар вышел из зарослей, вне себя от радости, что видит соотечественника-узбека, да еще знакомого, которого он видел в Хазараспе. Он сразу же узнал в благообразном бородаче джадида Заккарию Хасана Юрды. Радость затмила все прочее. Сейчас Зуфар даже не задавался вопросом: что может делать его соотечественник-узбек в этой роскошной тюрьме-дворце? Как он мог сюда попасть? Зуфар соскучился по Хорезму, по своим узбекам. Он обрадовался и бросился к террасе, на которой, приоткрыв глупо свой беззубый рот и выкатив совиные глаза, застыл у розовомраморной балюстрады "революционер" из Бурдалыка, господин Хасан Юрды.

Зуфар не учел, что скитания по Хорасану и тюрьма сделали его неузнаваемым. Опухоль под глазом спала, но синяк еще не исчез. Черная щетина покрывала подбородок, отросшие волосы паклей падали на лоб, одежда превратилась в лохмотья. Хасан Юрды, любивший красоту природы, никак не ждал, что в райском шахском цветнике может расцвести столь непривлекательный цветок. Старый "революционер" привык мыслить поэтическими категориями.

Заккария прежде всего перепугался и подумал позвать на помощь, но страх сдавил ему горло, и он смог только засипеть. Зуфар легко перескочил мраморные перила и сказал:

- Салам! Вы с Аму-Дарьи, и я с Аму-Дарьи.

- О! - вырвалось у Заккарии.

- Я узбек, - поспешил разъяснить положение Зуфар.

- Ах, т-ты узбек? - с трудом выговорил Заккария, и крашеная борода его заходила из стороны в сторону.

- Я из Хазараспа. Узбек из Хазараспа.

- А-а-а! Значит, ты узбек... хм... хм... и что же ты... хм... в таком виде, сынок, что ты здесь делаешь?

Все еще опасливо косясь на этот "цветок", более похожий не на розу, а на репейник, Заккария Хасан Юрды величественно, но как-то бочком пробрался мимо Зуфара поближе к двери. Отряхнув полы своего великолепного, тончайшей белой шерсти халата, точно боясь, не перепрыгнула ли с этого странного узбека какая-нибудь вредная букашка, старый "революционер" раскинулся на роскошной тахте, одна обивка которой стоила целой персидской деревни со всеми глиняными мазанками, домашним скарбом и жителями старыми и малыми в придачу.

- Так что же ты делаешь среди роз, благоухающих шахиншахским благоволением, господин... узбек из Хазараспа? Должен тебе сказать, сын мой, что вид твой... гм... не украшает имени узбека. Ты бы побрился, что ли, и платье сменил.

- Понимаете, - захлебнулся от негодования Зуфар, - столько бед... обстоятельств, случайностей, опасностей...

- Опасностей? - удивленно переспросил Заккария, и брови полезли у него на лоб. - Здесь, в Ороми Джон? Опасности? Здесь, во дворце увеселений ныне царствующего шахиншаха? Я не вижу опасностей.

- Прошу, выслушайте меня!..

Но Заккария выпятил губы и протянул:

- Юноша! Мы, революционеры, даже перед лицом ангела смерти на площади казней не забывали бриться, совершать омовения и менять вовремя рубашку... гм...

Зуфар огляделся. Он посмотрел на красные дорожки, уходившие вдаль. На них не было ни души, но тахминатчики могли появиться с минуты на минуту.

- Прибегаю к вашей помощи, товарищ... Я советский человек. Меня незаконно... То есть... я бежал... По пятам за мной... идут... Тюрьма, пытки...

И опять Хасан Юрды не дал ему договорить. С презрительным удивлением он воскликнул:

- И этот рай ты называешь тюрьмой? О неблагодарный!

Старый "революционер" картинно вздохнул. Он сидел небрежно развалясь. Холеные его пальцы перебирали зерна гранатово-красных четок. По тому, как громко трещали зерна и быстро мелькали желтые огромные ногти Заккарии, чувствовалось, что он чрезвычайно нервничает. И хоть Зуфар вытянулся перед ним почтительно, расслабленно уронив руки, старец испытывал ничем не прикрытый страх. Он медленно и важно говорил, а глаза его бегали по саду.

- Да-с, молодой человек, мы, идейные мусульмане, бухарские революционеры, всегда и неуклонно поддерживали чистоту идейную и чистоту физическую. Когда мы вместе с глубокоуважаемым бухарским коммерсантом Фатхуллой Арслан Ходжаевым в девятьсот двенадцатом году путешествовали по Западной Европе с торговыми и политическими целями - да-да, и с политическими! - тогда с господином Фатхуллой Ходжаевым и в Лейпциге, и в Гамбурге, и в Вене, и в Амстердаме, и в священном Стамбуле мы снискали известность как люди очень цивилизованные. Впрочем, таковыми и являются все мусульмане. О Фатхулле Арслан Ходжаеве и обо мне даже писали в одной гамбургской ежедневной газете. Репортер удивлялся: вот прибыли из дикой Азии два господина, а соблюдают чистоту в своем номере в гостинице... гм... А ты, молодой человек, находишься в мраморном дворце и... не побрит, гм...

Он брезгливо изучал печальное состояние одежды Зуфара и покачивал головой...

- Даже и разговаривать с тобой неудобно. Сошел бы ты, племянничек, на ступеньки... Наследишь еще здесь...