Вечное чудо жизни

– Боюсь, если ты спросишь у него, он тебе ответит, что знает меня ближе некуда.

– Да-да. Но вспомни: ведь все эти годы кошки почти тебя не видели, кроме экстренных случаев. А я кормила их, разговаривала с ними, гладила каждый день. Они меня знают и доверяют мне.

– Ты права, но у меня просто нет времени.

– Верно. Ты всегда куда-то мчишься. Не успеешь вернуться домой и снова уезжаешь.

Я кивнул и задумался. Она была абсолютно права. Я привязался к нашим диким кошкам, любовался, когда они сбегали со склона на стенку к мискам, или играли в высокой луговой траве, или позволяли Хелен гладить себя, но все эти годы я оставался для них почти незнакомым человеком. И я с горечью подумал о том, как стремительно пролетело время.

– Уже поздно, наверное. Но мог бы я, по-твоему, что-то изменить?

– Да, – ответила Хелен. – Начни их кормить. Выкрой для этого время. Нет, конечно, каждый день у тебя не получится, но при любой возможности ставь им миски.

– Значит, ты считаешь, что их привязанность чисто желудочная?

– Вовсе нет! Ты же видел, что они не притрагиваются к еде, пока я их не приласкаю как следует. Они ищут внимания и дружбы.

– Только не моих. Они видеть меня не могут.

– Просто прояви настойчивость. Мне понадобилось много времени, чтобы завоевать их доверие. И особенно Жульки. Она ведь очень робкая. Даже теперь, стоит мне сделать резкое движение, как она убегает. Вопреки всему я считаю, что твоя надежда – Олли. Он ведь необыкновенно дружелюбный.

– Договорились, – сказал я. – Давай миски. Приступим сейчас же.

Так началась одна из моих маленьких эпопей. При всякой возможности звал кошек завтракать я, и ставил миски на стенку, и стоял там в ожидании. Сначала – в тщетном. Я видел, как они следят за мной из сарая, – черно-белая и золотисто-белая мордочки выглядывали из соломы, – но спуститься они рисковали, только когда я возвращался в дом. Мои нерегулярные рабочие часы мешали соблюдать новый распорядок, и порой, когда меня вызывали рано поутру, кошки не получали свой завтрак вовремя. Но именно когда их завтрак опоздал на час и голод взял верх над страхом, они осторожно спустились, а я застыл у стенки в каменной неподвижности. Кошки быстро глотали, нервно на меня поглядывая, и сразу убежали. А я удовлетворенно улыбнулся. Первый шаг был сделан!

Затем наступил длительный период, когда я просто стоял там, пока они ели, и постепенно превратился в неотъемлемую часть пейзажа. Затем я попробовал осторожненько протянуть руку. Вначале они от нее пятились, но шли дни, и я замечал, что моя рука перестает быть угрозой. Во мне вспыхнула надежда. Как и предсказывала Хелен, Жулька шарахалась от меня при малейшем движении, но Олли, отступив, мало-помалу начал поглядывать на меня оценивающе, словно готов был изменить свое мнение обо мне и забыть прошлое. С бесконечным терпением изо дня в день я все ближе протягивал к нему руку, и наступил знаменательный миг, когда он не попятился и позволил коснуться указательным пальцем его щеки. Я осторожно погладил шерсть, а Олли ответил бесспорно дружеским взглядом, прежде чем отойти.

– Хелен! – Я оглянулся на кухонное окно. – Ура! Наконец-то мы станем друзьями. Теперь только вопрос времени, и он позволит мне ласкать его, как ласкаешь ты.

Меня переполняли иррациональная радость и ощущение победы, – казалось бы, странная реакция со стороны человека, который каждый день имеет дело с животными, но я предвкушал годы дружбы именно с этим котом.

И обманулся в своих ожиданиях. В ту минуту я не мог знать, что через двое суток Олли не станет.

На следующее утро Хелен позвала меня снаружи, в ее голосе звучало отчаяние:

– Джим, Джим! Скорее! Что-то с Олли!

Я бросился к ней. Она стояла на склоне возле сарая. Рядом была Жулька, но Олли казался просто темным пятном в траве. Я нагнулся, и Хелен вцепилась мне в плечо.

– Что с ним?

Кот лежал неподвижно, лапы торчали палками, спина изогнулась в смертной судороге, глаза остекленели.

– Боюсь… Боюсь, он мертв. Похоже на отравление стрихнином…

И тут Олли шевельнулся.

– Погоди! – воскликнул я. – Он еще жив, но едва-едва.

Я заметил, что судорога ослабла, и сумел согнуть ему лапы и поднять его, а она не повторилась.

– Нет, это не стрихнин. Похоже, что-то другое. Мозговое. Возможно, кровоизлияние.

У меня пересохло в горле. Я унес Олли в дом. Он лежал неподвижно, дыша еле заметно.

– Ты можешь помочь? – спросила Хелен сквозь слезы.

– Сейчас же отвезу его в операционную. Мы сделаем все, что в наших силах.

Я поцеловал ее в щеку и побежал к машине.

Мы с Зигфридом дали коту снотворное, потому что он начал делать лапами педалирующие движения, сделали инъекцию стероидных препаратов и антибиотиков, а потом положили безжизненное тельце под капельницу. Я смотрел, как Олли лежит в большой реанимационной клетке и слабо перебирает лапами.

– И больше мы ничего сделать не можем?

Зигфрид покачал головой. Он согласился с моим диагнозом: инсульт, церебральное кровоизлияние – называйте как хотите, но безусловно мозговое поражение. Я видел, что мой партнер ощущает такую же беспомощность, как и я.