Зайдя на следующей неделе, я замер на пороге, пораженный открывшейся мне картиной, – мистер Бендлоу шил! В своей обычной позе он наклонялся над пиджаком, и его рука с иглой просто порхала над лацканом. И он молчал!
Зато говорила супружеская пара. Муж и жена обрушивали на него поток сердитых жалоб. Портной безмолвствовал с затравленным видом. А Бланко спал себе у огня.
За своими брюками я заезжал между визитами, но всегда наталкивался на очередь, а времени ждать у меня не было. Однако я успевал заметить, что мистер Бендлоу трудился на столе в покорном молчании, а Бланко неподвижно лежал у огня. И мне становилось грустно. Разговоры были для маленького портного смыслом жизни, единственным развлечением и утешением в его одиноком существовании. Что-то недопустимо разладилось.
Я зашел к мистеру Бендлоу как-то вечером и нашел его одного. О брюках я упоминать не стал, а спросил:
– Что происходит с Бланко?
– Да вроде бы ничего. – Он посмотрел на меня с удивлением.
– Ест он хорошо?
– Хорошо.
– Гуляет как следует?
– Ну да. Утром и вечером, подолгу. Вы же знаете, я о своей собаке забочусь, мистер Хэрриот.
– Конечно-конечно. Но… он не встает перед вашим столом, как раньше. И… э… не интересуется заказчиками.
– Вот это так. – Мистер Бендлоу скорбно кивнул. – Но он не болеет.
– Дайте-ка я его осмотрю. – И, подойдя к очагу, я нагнулся над псом. – Ну-ка, Бланко, старина, покажи, как ты стоишь.
Я похлопал его по заду, и он медленно встал. Я взглянул на портного.
– Что-то у него движения скованны.
– Это ничего. Вот я его выведу, он и разомнется.
– Но он не хромает? Булавкой не занозился?
– Да нет. Я сразу вижу, чуть она у него в лапе засядет.
– Хм-м. Все-таки лапы лучше проверить.
Всякий раз, когда я приподнимал лапу Бланко, мне чудилось, будто в руке у меня конское копыто, и я с трудом удерживался, чтобы не сказать: «Тпру! А ну, не балуй!» – и не зажать лапу в коленях.
Я тщательно исследовал подушки, нажимая на них, но все выглядело нормальным. Измерил температуру, прослушал грудь, прощупал живот и не обнаружил никаких необычных симптомов, но меня не оставляла гнетущая уверенность, что с большим псом что-то очень неладно.
Бланко, устав от моих манипуляций, сел на коврик, но очень осторожно и как-то кособоко. Так собаки не садятся!
– Встань-ка, приятель, – быстро скомандовал я.
Никаких сомнений – что-то его там беспокоит. Околоанальные железы? Нет, они нормальны. Я провел ладонями по массивным бедрам, и, когда моя рука слегка нажала на мышцы слева, пес вздрогнул. Ага!
Болезненное вздутие. Я выстриг шерсть, и все стало ясно. Глубоко в мышце засела одна из его постоянных мучительниц.
Чтобы извлечь булавку пинцетом, потребовалось несколько секунд. Я обернулся к мистеру Бендлоу.
– Вот она. Наверное, она застряла в коврике, и он на нее сел. Удивительно, что он не охромел. Образовался нарывчик, который мешал ему жить. Нарыв – штука не из приятных.
– Так… так… Но вы что-нибудь сделаете?
– Приведите его в приемную, и я удалю гной. Все быстро заживет.
Визит Бланко в Скелдейл-хаус прошел гладко. Я удалил гной и заполнил полость, выдавив в нее антивоспалительную пенициллиновую мазь.
Неделю спустя я опять навестил мистера Бендлоу в робкой надежде, что у него отыскалось время для моих брюк. Мой гардероб богатством не отличался, и они мне были абсолютно необходимы.
Обычная сцена – портной сидит на столе, Бланко лежит у очага. И по странному стечению обстоятельств я увидел там еще и миссис Хау, жену фермера, с которой столкнулся, когда принес брюки.
Она была поглощена чем-то вроде игры в перетягивание мужнина жилета, который мистер Бендлоу, видимо, починил-таки, но с которым медлил расстаться. Его губы быстро шевелились, и он строчил как из пулемета:
– Вот что этот олух сказал мне. Вы не поверите: это еще не все…
Стремительный рывок – и дама завладела жилетом.
– Большое спасибо, мистер Бендлоу. А мне пора.
Она кивнула и прошмыгнула мимо меня, совсем измученная, но торжествующая.
– А, это вы, мистер Хэрриот! – Портной обернулся ко мне.
– Да, мистер Бендлоу, я подумал…
– Помните, я обещал рассказать вам про одного богача.
– Может быть, мои брюки…
– Он фермером был и хранил свою наличность в ведрах. Раз его жена входит с ведром и говорит: «А в этом ведре полторы тысячи фунтов». А он говорит: «Что-то тут не так. Их две тысячи должно быть!» И знаете, его жена и он отдельно за еду платили. Я вам правду говорю: она ходила и покупала для себя, а он – для себя. И вот что я еще вам скажу, мистер Хэрриот…
– Вы случайно не успели…
– Нет, вы послушайте, мистер Хэрриот…
– Эй, Бенди! – В комнату ввалился дюжий верзила и заорал на портного через мое плечо. – Я тебя слышу, а слушать не буду! Подавай мой чертов пиджак!
Это был Гоббер Ньюхаус, неимоверно толстый пьяница, известный задира. Окутавшись пивными парами, он снова взревел:
– И ты мне, Бенди, своими извинениями голову не морочь. Я тебя знаю как облупленного!