Вечное дерево

- Возмутитель спокойствия!-добродушно воскликнул Дунаянц.

- Честно скажу, - продолжал Кузьма Ильич, - первое время я злился на тебя. И так голова кругом, и так со всех сторон: давай-давай. А тут еще отставной полковник со своими вопросами и предложениями.

- И я претензии предъявляю, - шутливо поддержал Полянцев. - Работать невозможно стало. Звонок за звонком. Кто такой Стрелков? Расскажите о наставнике Стрелкове. Как встретиться со Стрелковым? Поделитесь опытом Стрелкова...

- Какой там опыт,-возразил Степан Степанович. - Еще пузыри пускаю. А вы уже... Любят у нас всякие начинания...

- Неплохое начинание,-уже серьезно сказал Полянцев. - Вы видели - все поддержали...

- Он же не соглашался, вернее, соглашался временно,-заметил Кузьма Ильич и посмотрел на Степана Степановича лукаво.- Как, берешь бригаду или раздумал?

- Я вроде бы нашел свое место... - твердо заявил Степан Степанович.

- То-то, дорогой! Мы тебя на плохое не толкнем...

Они еще продолжали говорить ему добрые слова, всячески подбадривая и поднимая настроение.

Степан Степанович слушал, и на душе у него становилось легче.

Командир, выигравший бой на своем небольшом участке, хорошо понимает, что еще далеко до полной победы, что энская высота, взятая им, лишь одно крохотное звено в длинной цепи высот, населенных пунктов, больших и малых городов, которые необходимо занять с боями, чтобы окончательно повергнуть врага. Но все равно и после взятия этой высотки он испытывает удовлетворение, ощущает радость от выигранного боя.

Так и Степан Степанович. Он слушал своих товарищей, наливался радостью и думал: "Значит, не зря всетаки. Значит, что-то получилось. Значит, наступать, развивать наступление".

Он вспомнил о сыне и нахмурился. "Ну, что ж... В каждом бою бывают потери. Без этого не обойтись. Может, еще поправится. Вернется в строй. А мне все равно вперед. Только вперед. Таков закон боя. Закон победы".

* * *

Отец не разговаривал с Журкой ни о работе, ни о заводе, ни о других делах. И это было хуже всего. Журка узнал, что отцу стало известно о его заявлении.

- Ну и подложил ты своему отцу, - сказал Сеня Огарков.-Это не заявление. Это выстрел в затылок.

Он произнес это с таким презрением, что у Журки сжалось сердце. "Уж лучше бы проработали. Я бы объяснил... Я бы попробовал рассказать по-честному..."

Отец ушел на работу. А Журка сидел за столом, держал в руках вилку с недоеденным куском колбасы и смотрел в окно. По небу проплывали клочковатые тучи.

Меж них изредка прорывалось солнце, окрашивая все в светлые тона, но тучи поспешно прятались от него, точно стеснялись показываться в таком неаккуратном виде.

Журка сидел долго, ни о чем не думая. Мысли, как эти тучи, рвались и разбегались, и ни за одну нельзя было ухватиться, ни одну нельзя было выразить ясно и отчетливо.

Он чувствовал, что из-за себя, из-за своей глупости, из-за поданного сгоряча по совету Кольки заявления теряет что-то дорогое и бесценное, к чему пробивался с таким трудом, что только-только нашел и снова потерял.

"И что делать?"

Выхода не было. Он сам написал об уходе. То, что было еще совсем недавно - цех, бригада, теплеющие в руках пластинки, музыка станков, руки Ганны, - все казалось теперь невероятно далеким и невозвратимым, о нем можно было лишь мечтать, но вновь вернуться к нему невозможно...

Звонкий, протяжный, веселый звонок заставил Журку вздрогнуть.

Журка открыл дверь и отшатнулся. В дверях стояли Галка и Сеня Огарков.

- Идем на работу,-не здороваясь, категорическим тоном сказал Сеня Огарков. - Ну! Ганна велела.

От неожиданности Журка не мог сдвинуться с места.

- Давай быстренько, - вмешалась Галка. - Где у вас что? Вы одни? Где мать?

- Да в пионерлагерь к сестренке уехала.

Журка обратил внимание на ее светло-голубые глаза, большие и доверчивые. Они смотрели на него строго,

и мягко, и улыбчиво...

- Где завтрак? Где чемоданчик?

Она проскользнула в комнату, по-хозяйски переставила стул, поправила скатерть, оглядела все вокруг.

- Живее же, ну! - она легко и повелительно потянула его за руку.

- Да, да, - сказал Журка, приходя в себя. - Идемте.

- А завтрак?

- Обойдусь.

Он спешил. Состояние было такое, как после долгой разлуки, когда хочется поскорее увидеть знакомые места, родных людей, когда нет сил ждать.

"Она велела. Она вспомнила", - повторял он про себя с какой-то затаенной надеждой на возможное счастье.

Ганну Журка увидел издали. Знакомый тюрбан возвышался над станками.

- Ну-ну, - подбодрила его Галка.

Вновь у Ганны был отсутствующий взгляд, как тогда, при их первой встрече на Юге. Она как будто не замечала появления Журки, глядела вдаль и видела того, любимого человека. Руки ее машинально делали свое дело. А глаза видели того.

"Да, она любит того человека. А я ей совсем никто", - подумал Журка, но мысль эта не причинила ему прежней муки. Он просто подумал об этом как о существующем, неопровержимом факте.

Наконец Ганна заметила его, сказала тихо:

- Останьтесь, Витя.

Он не мог бросить ее в таком состоянии. Не мог.

- Хорошо, - согласился Журка. - Только мне надо...