Вечное дерево

Поправляйся, купайся, загорай и нас не забывай. А мы тебя не забыли и не забудем, а вернешься, так опять вместе будем. И опять наша дружная бригада будет работать хорошо, не для парада. И скажет наш Кузьма Ильич: "Вот чего Цыбулько с девчатами сумела достичь..."

На этом складно писать кончаем. И так целый час просидели. Очень хотели тебя удивить и посмешить...

Гануся, это уже пишу я, Нелька. Нюся поехала в магазин, за туфлями, у Московских ворот выбросили "скороходовскую" обувь, приличную и дешевую. Мы теперь ходим на танцы - в парк и в Дом культуры, - конечно, хочется быть понарядней. У меня пока что с туфлями не получается, потому что с этой получки я послала маме, а в следующую, может быть, куплю.

Теперь напишу тебе про нашу бригаду. Вместо тебя поставили полковника. Он старательный, и с ним начальство считается. А сам он еще не очень понимает и делает грубые ошибки в работе. Но мы его уважаем и помогаем ему. На днях пришли пораньше и из его наряда сделали по восемь рам. (Сенечка тринадцать сделал.) Потихоньку сдали, а он все равно узнал и реакцию дал. Только мы на нее не отреагировали. Снова приходим до работы и помогаем ему.

Теперь напишу про Сенечку. Он с полковником все спорит, а без него отзывается о нем положительно. Это потому, что наш Сенечка добрый. Он недавно для нас целый вечер играл, и две новые, песни разучил: про геологов и "Бухенвальдский набат". Он купил две белые рубашки и носит их по вечерам. Они так ему идут, просто прелесть. Еще ему очень усы идут. Он как-то не побрился, и мы заметили это. Начали просить, чтоб не сбривал, так разве он послушается? Он вообще к нам не прислушивается, считает еще не вполне взрослыми. Вот ты напиши и внуши ему, что это вовсе не так. Если мы к нему хорошо, так это вовсе не означает...

Верно, верно, Гануся. Согласная. Подписываюсь. Это я, Нюся. Я уже вернулась, купила туфли белые, с затупленными носами. Так сидят, просто мечта! Даже носить жаль, особенно на танцы. Там подметки горят, как стружка. Я думаю-похожу в старых. Во всяком случае, у меня такие ноги, что на них любая обувь сойдет. Не подумай, что хвастаюсь. Так Сеня сказал. Он в последнее время мне одни комплименты говорит. Нелька сердится на это. А я при чем? Галка говорит, будто он это делает для отвода глаз. А что ему отводить? Уж не такая я, чтобы глаза отводить. Между прочим, эти рубашки я ему посоветовала купить. Только ты не выдавай меня.

Еще скажу о бригадире. Он очень переживает. И мы за него переживаем. Как ты думаешь, можно к нему на дом явиться, хотя бы пол .помыть? Он ведь один сейчас.

Мы втроем придем и помоем.

И еще, Гануся. Галка наша в Сержа по уши. Из комитета не вылезает, хотя и делает вид, что она не думает о Серже. Напиши ей, чтоб меньше торчала в комитете.

Нехорошо это, не гордо.

И, пожалуйста, пиши нам. Мы очень по тебе скучаем.

Обнимаю тебя и целую.

Нюся.

Нюська не дает прочитать, что она там нацарапала, и потому я подписываюсь только под своим написанным.

Целую, Гануся, жду тебя не дождуся. Нелька".

"Ганна!

Разреши не писать обычных слов, которыми начинают письма. Ты и так знаешь, что я отношусь к тебе как к другу и желаю быстрее поправиться, пережить наше общее горе и вернуться в бригаду.

Сейчас у меня есть срочные, деловые вопросы. Я не решался писать тебе о них. Но очень надо. Ты извини и пойми. Договорились?

Дело вот какое. Наш друг Леша одно время занимался реостатными рамами, что-то придумывал, изобретал.

Он мне и говорил, да я позабыл, потому что это было во время экзаменов и мне тогда не до "ранки" было. Что-то насчет особого крепления, особых зажимов. Ну, убей - не помню. Может быть, вспомнишь? Очень надо.

Тут такое дело. Наш полковник влип с этими рамами: махнул с Клепко. Теперь мучается, и помощи не принимает, и сам пока что ничего придумать не может, и норму недодает. Ему на помощь даже его товарищи, отставники, подключились. Откуда они узнали-ума не приложу. Но что они могут? Только мы сумеем помочь.

Правда, наш с норовом. Но это я беру на себя.

И еще одно. Приходил тут усатый такой, тоже отставной, новенький, в парткабинете работает. Может, знаешь?

Полковником интересовался. Все выспрашивал, со всеми беседовал. Я так понял: неспроста это. Правда, наш Кузьма говорит-муть, но я-то вижу.

А в общем, у нас порядок. Все на высоте. У меня лично тоже на уровне. А если девчонки тебе что-нибудь насчет меня пишут-не верь. Они все меня разыграть пытаются, но это у них не выйдет. Я не мальчишка, кое-что в жизни понимаю.

Да, Ганна, чуть не забыл: наш полковник расценками заинтересовался. Пока принюхивается. Но я верю: он может. С ним считаются, и мужик он въедливый.

Ну, отдыхай там. Нас не забывай. Мы тебя все помним и ждем, как родную.

Сердечный привет,

Семен."