Вечное дерево

Куницын принес заявление об уходе, но вовремя понял, что теперь не подходящий момент для этого, и, придумав какую-то причину своего появления, быстро ушел от Песляка.

Сейчас, глядя на смеющиеся лица товарищей, он вспомнил физиономию Песляка, красную и злую.

"Зря вы смеетесь, зря. Вы еще не знаете, чем это кончится, - хотел сказать Куницын, но не сказал, понимая, что он никому и ничего сейчас не докажет.

- Ну, не могу, - не унимался Груша. - Представляю, как ты их сопровождаешь.

- В общем-то, смешного мало, - заметил Копна, который тоже смеялся вместе со всеми.-Хотя они и салаги... Но тут такой случай, тут, как говорится, честь фирмы... И еще неизвестно, как обернется...

- Вот именно, - пробасил Куницын.

Все тотчас стали серьезными.

- Так мой, говоришь, главный зачинщик? - строго спросил Шамип.

- Так точно, - ответил Степан Степанович. - Признаться, не думал.

- Приму меры, - пообещал Шамии.

- Только не с маху, - предупредил Копна.

- Тут приказом или наказанием ничего не сделаешь, - поддержал Груша. Тем более что речь идет не об одном,а о группе...

- Что ж с ними-чикаться?-спросил Шамин.

Груша подался вперед.

- Ничего не даст, уверяю. Обманывать будет, хитрить. Он уже не мальчишка...

- Гнилой либерализм, - пробурчал Шамин, усаживаясь поплотнее.

- Нет, я с тобой не согласен,-возражал Груша.

- Нужна выдержка и терпение,-вставил Копна.

- Требовательность и дисциплина,-стоял на своем Шамин.

Груша вздохнул, покачал головой:

- Не прав ты, не прав. Ты по-армейски действуешь.

Нельзя так. Тебе ж известно, как нелегко иные парни привыкают к дисциплине. Ломка характера происходит...

- По-научному это называется: изменение динамического стереотипа,-вставил Куницын.

- Может, и так,-согласился Груша.-Только многие тяжело переживают изменения условий жизни...

А здесь зачем ломка? Тут лучше всего личным примером. ,.Понятно?

- Либерализм, - упрямо повторял Шамин. - Охламонов учить нужно...

- Ребята они неплохие...-сказал Степан Степанович.

Все посмотрели на него. С некоторых пор он сделался центром внимания. К Стрелкову прислушивались и приглядывались товарищи.

- Славные ребята, - повторил он. - Но они еще не взрослые, но уже и не дети... У них еще нет твердой линии, взгляда на жизнь, привычки, цели. Они просто еще не почувствовали красоту труда. Нужно дать им это почувствовать. Я так понимаю свою задачу.

- Ну и конвоируй,-заметил Шамин.

- Это ничего, - не обиделся Степан Степанович. - Это, я думаю, у них пройдет. Повзрослеют, и пройдет.

- Воспитывать-это не значит потворствовать нарушениям, - настаивал Шамин.

- Вот что,-поднялся Копна.-Мнение большинства такое: курс у тебя правильный. Так держать...

"Не только от него все зависит, - подумал Куницын, - Еще повернуться может. Дело это о двух концах", Но опять-таки он ничего не сказал, кашлянул в усы и прикрыл рот рукою.

* * *

А ученики снова удрали. Стоило Степану Степановичу отлучиться к мастеру, их как ветром сдунуло.

Вскоре послышалось знакомое тарахтение автокара.

Красная тележка то и дело разъезжала по цеху. К ней привыкли, как к шуму своего станка.

На этот раз рейс был необычным. Он сопровождался свистом и криком:

- Э-гей! Полундра! Дорогу! Токари-и-пекари-и-и!

На каре ехала вся троица. Колька управлял. Боб и Мишель торчали из ящика, улыбаясь, как именинники.

- Вот оторвы!-с удовольствием засмеялся Клепко и бросился к Пепелову:-Смотри: вот клоунада!

Тележка прокатила мимо и задержалась у соседнего участка. Тотчас оттуда донеслись крики, хихиканье, возмущенный женский голос:

- Не смейте! Слышите?! Не смейте!

Автокар чихнул и покатил.

- Эгей! Полундра!

Вдруг он остановился, сдержанно рыча, будто у него не хватило силы ехать дальше. Перед автокаром, преграждая дорогу, стоял Степан Степанович.

Колька замер. Боб и Мишель по инерции продолжали улыбаться и удерживать в ящике Журку, которого они втолкнули туда так, что из ящика торчали только Журкины длинные ноги в синих кедах.

- Сеня, ты управлять можешь?-не уступая дороги и не оглядываясь, спросил Степан Степанович.

- Могу, - решительно отозвался Сеня.

- Ганна Тимофеевна, - все также не оборачиваясь, позвал Степан Степанович.

Ганна подошла к нему. Степан Степанович что-то шепнул ей, и через какие-то секунды Ганна -принесла железный лист, на котором маслом, крупно и жирно, было написано: "Везем брак!"

- Кати!-крикнул Степан Степанович, прикрепив лист к автокару. - Кати по всему цеху. И по другим цехам можно!

Он втолкнул Кольку Шамина в тележку и уступил автокару дорогу.

Красная тележка покатилась по цеху, а вслед ей несся нарастающий хохот. Он переносился, как эхо, от участка к участку. Он нарастал. Смеялся весь цех. И негде было скрыться от этого уничтожающего хохота.

* * *

- Ну, хватит, накатались!-сказал Сеня Огарков и остановил автокар.

Все четверо выскочили из тележки и, не говоря ни слова, пошли прочь, все убыстряя шаги, словно боясь, что их вновь усадят в эту проклятую каталку на всеобщее посмешище, как придурков. Даже Колька был удручен и молчал. Впервые в жизни не он над другими, а над ш;м посмеялись.