Конечно, этот доклад не был лишен противоречий, ибо он отражал положение науки к 1947 году. Важно то, что в нем речь шла о новых путях внедрения в генетику физики, химии и математики. В этом докладе показывалось, что происходит слияние генетики с биохимией. Теперь мы знаем, что в дальнейшем именно это обстоятельство способствовало рождению молекулярной генетики и на ее основе всей молекулярной биологии. На первом плане в докладе выдвигались проблемы химии гена, его размножения внутри клетки путем ауторепродукции и сущности биосинтеза белка. Внимание привлекалось к особой роли нуклеиновых кислот. Отчетливо сформулировано понимание роли новых объектов для молекулярно-генетических исследований в виде бактерий и вирусов. Все эти вопросы, касавшиеся химии гена, его размножения (ауторепродукции), сущности синтеза белка, разработка генетики вирусов и бактерий,- именно они составляли содержание наступающего перелома в генетике. Поворот к этим вопросам послужил сердцевиной революции, которая разразилась в генетике в течение 50-60-х годов нашего столетия.
Содержание моего доклада на конференции по белку выражало мое понимание программы работ будущего Института цитологии и генетики. Это понимание формулировалось затем в ряде моих выступлений в 1947-1948 годах, а также в моих докладных записках в президиум Академии наук СССР.
В течение всей первой половины 1948 года мы жили в приподнятом настроении, ожидая организации нового Института цитологии и генетики. Еще в 1946 году С. И. Вавилов написал мне личное письмо, в котором предложил для издательства Академии наук написать книгу "Генетика и эволюция популяций". В июне 1948 года я прочел уже верстку книги, и она ушла в печать, чтобы появиться в продаже к концу 1948 года. Однако книга не вышла.
Все получилось иначе. Институт цитологии и генетики, ставивший своей задачей работать на подступах к раскрытию молекулярной природы наследственности, в новых областях по проблеме мутаций, по эволюционной генетике и по цитогенетике,- этот институт в 1948 году не был открыт.
* * *
25 августа 1948 года мы с А. И. Паниным возвращались в Москву пароходом по Волге из летней поездки по реке Белой. Вечером подошли к пристани Горького, затем перебрались на железнодорожный вокзал. До отхода поезда оставалось около двух часов, и я пошел побродить по привокзальной площади. Начинало темнеть. Остановившись перед газетным щитом, на котором была вывешена газета "Известия", я стал читать передовую статью. Статья была посвящена разгрому антинародного учения в биологии, именуемого в газете вейсманизм-морганизм, то есть разгрому нашей современной генетики.
Кусая губы так, что выступила кровь, я прочел эту статью от первого до последнего ее слова. Как будто земля разверзлась у меня под ногами, сердце наполнилось нестерпимой щемящей болью...
Когда вернулся к поезду и рассказал А. И. Панину о беде, постигшей генетику, я был другим человеком. Словно вырвал кто-то из моего сердца стержень жизни, и горе стянуло лицо и горло. Таким и ехал всю ночь, не уснув ни на минуту.
А утром 26 августа я выходил из поезда в Москве хотя и с отягощенным болью сердцем, но весь готовый уже к новой борьбе. Я знал, что эта борьба будет тяжела и потребует особой выдержки, но еще не мог оценить всей ее трудности.
В августе 1948 года мне был 41 год. Хороший возраст, чтобы бросить на человека всю тяжесть невзгод. Он полон сил, у него есть опыт, он разумен и знает титаническую силу терпения, труда, выдержки и надежды. У него есть запас времени впереди, и, если он имеет возвышенную цель и презирает опасность, он добьется победы.
Уже в день приезда в Москву я был уверен, что пройдет время и вновь наступит развитие научной биологии в нашей стране. Я твердо знал, что обязан стоять, хотя и молча, но стоять не сгибаясь, чтобы затем все отдать этой борьбе. Будущее глядело на меня правдивыми, ясными, как солнце, глазами.
Что же произошло в августе 1948 года на сессии ВАСХНИЛ?
Положение Т. Д. Лысенко и его группы в последние годы стало очень непрочным. Его усилия убедить ученых в правоте своих идей и методов оказались безуспешными. Практические предложения терпели крах. На нет сошло применение яровизации, летних посадок картофеля и посевов по стерне. Шумные обещания создать зимостойкую пшеницу для Сибири, которые так торжественно были даны им в 1939 году, оказались пустым звуком. Т. Д. Лысенко выбросил новую сенсацию о создании потрясающе урожайной ветвистой пшеницы, но никто из серьезных ученых - биологов и селекционеров уже не верил его обещаниям.
В этой обстановке безусловно надо было что-то делать, и делать такое, чтобы оно потрясло биологию, уничтожило бы раз и навсегда противников с их настойчивой и надоевшей критикой. Надежды Т. Д. Лысенко обратились на использование демагогической мысли, что агробиологическое учение Мичурина находится в смертельной опасности. По его мнению, настало время нанести окончательный удар врагам этого учения, которые, как он был уверен, являются проводниками буржуазных взглядов.