Вечное движение (О жизни и о себе)

В мае 1930 года состоялся съезд зоологов в Киеве, на котором я выступил с докладом о сложном строении гена. Здесь впервые и единственный раз в своей жизни встретился, слушал и говорил с Юрием Александровичем Филипченко, руководителем ленинградской школы генетиков. Он произвел блестящее впечатление. Его умные, зоркие глаза глядели прямо в душу собеседника. Читая его книги, я во многом был с ним не согласен, до сих пор у меня хранятся экземпляры, на полях которых рассыпано много нелестных эпитетов в адрес их автора. Но при встрече он очаровал меня непринужденной легкостью, дружелюбием, физическим ощущением блестящего ума.

Здесь же, на съезде в Киеве, впервые я увидел одного из умнейших и принципиальнейших людей нашей науки - Ивана Ивановича Шмальгаузена. Он был председателем оргкомитета, открывал и приветствовал съезд.

Наша партия и Советская власть обращали особое внимание на вопросы сельскохозяйственного производства. Требовалось резко повысить урожайность. В этом деле роль науки признавалась первостепенной. В наступившую эпоху кооперирования крестьянских хозяйств в нашей стране судьбы генетики были поставлены в зависимость от ее успеха в практике сельскохозяйственного производства. Н. И. Вавилов хорошо понимал эти задачи науки, он был президентом ВАСХНИЛ и координировал всю деятельность генетики в прикладном растениеводстве.

Большую роль в решении задач племенного животноводства стал играть руководитель нашей лаборатории А. С. Серебровский. Его авторитет в эти годы очень быстро рос, чему во многом помогала его прогрессивная общественная позиция. В лаборатории он опирался на коммунистов И. И. Агола, В. Н. Слепкова, С. Г. Левита и был тесно связан с М. Л. Левиным. О. Ю. Шмидт, находясь в руководстве Коммунистической академии, с интересом наблюдал за работой по искусственному получению мутаций. Поэтому, когда в 1929 году встал вопрос об организации лаборатории генетики в системе Научно-исследовательского института имени К. А. Тимирязева, это дело было поручено А. С. Серебровскому. Наша лаборатория со Смоленского бульвара переехала на Пятницкую, 48. Здесь было много комнат и все что нужно для нашей работы с дрозофилой. Лаборатория пополнилась новыми сотрудниками и значительно расширилась.

К тому времени московский Зоотехнический институт разделился на целый ряд институтов по отдельным видам животноводства. В старом здании, в частности, остался Институт свиноводства. Его директор просил меня остаться в Институте и читать курс генетики. В Балашихе, рядом с Москвой, появился Институт пушного звероводства и каракулеводства. Его руководство также усиленно приглашало меня заведовать кафедрой генетики и разведения. Было мне в то время 22 года, но все они уже хорошо меня знали по лекциям и занятиям в Зоотехническом институте.

Конечно, я отказался от всех предложений, хотя они и были так лестны. Я не представлял себе жизни вне лаборатории А. С. Серебровского. Здесь находились все мои друзья. Мог ли я выбирать что-нибудь другое, мог ли я быть соблазнен чем-нибудь? Нет, я с легким сердцем, с жаждой работать и работать ушел со всеми в новую лабораторию генетики Научно-исследовательского института имени К. А. Тимирязева.

Этот институт находился в системе Коммунистической академии, сыгравшей большую роль в развитии нашей культуры. Она была создана в 1918 году и до 1924 года называлась Социалистической академией. 26 ноября 1926 года ЦИК СССР утвердил устав Коммунистической академии. Перед академией ставились следующие задачи: а) разработка вопросов марксизма-ленинизма; б) борьба с буржуазными и мелкобуржуазными извращениями марксизма; в) борьба за строгое проведение точки зрения диалектического материализма как в обществоведении, так и в естественных науках и разоблачение пережитков идеализма. Работой академии руководил президиум в составе 11 человек. В 1936 году Комакадемия была ликвидирована. К этому времени широкое развитие получила работа Академии наук СССР и параллельное существование второй академии было признано нецелесообразным.

Лаборатория генетики в институте имени К. А. Тимирязева просуществовала всего три года, с 1929 по 1932-й. Как сказано в журнале "Генетика", в 9-м номере за 1966 год, эта лаборатория, несмотря на небольшой срок существования, несомненно, вошла в историю советской генетики, потому что именно с ней в основном связана экспериментальная работа по изучению тонкой структуры гена скют у дрозофилы. Напомню, что открытие делимости гена было сделано нами еще на Смоленском бульваре. Деятельность же лаборатории в институте имени К. А. Тимирязева расширила и углубила вопрос о делимости гена и вывела его обсуждение на страницы советских и зарубежных генетических журналов.