Вечное невозвращение

— Как это могло случиться?

— Я возвращался на Итаку, а там противогазы ни к чему.

Затем, зайдя в квартиру полуразрушенного дома, они долго перешагивали через лежавших на полу людей, добираясь до комнаты Анны.

— Здорово живешь, — сказал Макаров, повалившись на кушетку и осматривая крохотную комнатушку, — отдельное жилье!

— Начальство выделило, я же теперь ответственный работник. Ты мне скажи, — она опустилась перед ним на колени, — все это тоже было описано в твоем романе?

Макаров вздрогнул:

— О каком романе ты говоришь?

— О том, который ты сначала писал один, потом предложил писать вместе, а потом пропал.

— Нет. Видимо, роман уже сам пишется, без моего участия. И вообще, мой роман писался в другом мире.

— Может, попробуешь теперь писать здесь? Никакого другого мира больше не будет.

Макарову стало страшно.

— Миров много, и в каждом из них я встречаю тебя.

— Ну да, ты же Одиссей, путешественник, а мне остается только ждать. То ты пропал после поездки в Устюг, то исчез перед самой войной. Где ты хоть был последние полгода?

Она распахнула шторы. Прямо над ближними развалинами висела огромная красно-желтая луна.

— Смотри, как здорово!

— По-моему, зловеще.

— Почему? Так тихо, безветренно. Можно не опасаться, что принесет какую-нибудь заразу. Подобных дней у нас за месяц один-два, нужно радоваться, а ты сидишь такой оцепенелый.

— Не понимаю твоей радости. Все рухнуло, больше не на что надеяться. Я всю жизнь был неудачником, но жила какая-то надежда. Теперь же ничего нет, нет никакой пользы от того, чему я учился, что я знал. Это относится и к тебе тоже, разве нет?

— Нет, весь тот мир неизбежно должен был рухнуть, может быть, не таким жутким способом. Надежда появилась только теперь.

— Почему это?

— Когда нет больше ничего, кроме надежды, она может осуществиться. Надежда на то, что появится или уже появился совсем другой смысл нашей жизни… Ну, хватит сейчас об этом, второй час ночи. Лучше расскажи, что с тобой было за это время.

— Видишь ли, я часа два тому назад шел по Арбату…

— Разве там можно пройти?

— Теперь уже нельзя.

И Макаров стал ей рассказывать все, что с ним случилось, с того часа, как он познакомился с сумасшедшим стариком. Анна слушала молча, только время от времени вставала и начинала рыться в ящиках, в вещах.

— Слушай, что ты там ищешь?

— Сигарету. У меня где-то заначка была. Ты продолжай, я внимательно слушаю.

Когда Макаров закончил, она наконец нашла сигарету, затянулась и сказала:

— Все это кажется совершенно невероятным. Хотя вряд ли так можно выдумать. Да и вид у тебя, словно с неба свалился. Но знаешь, хорошо, что ты нашел меня здесь. Ни в одном из твоих прежних миров мы не могли быть счастливы. Здесь я никогда не была замужем и последний год только и мечтаю о тебе. Нет, не улыбайся, это серьезно, именно мечтаю, потому что ты все время куда-то проваливаешься.

— А помнишь те безлунные ночи в деревне, когда я провожал тебя с танцев?

— Конечно, и чем дальше, тем лучше помню. Мне через четыре часа на работу. Иди ко мне, я тебя обниму крепко-крепко, чтобы ты опять куда-нибудь не выскользнул.

До самого утра светила огромная луна, медленно перемещаясь из одного окна в другое, и тьма окном почему-то казалась наполненной густым лиловым светом. Макаров часто просыпался и прислушивался к сердцу — иногда в полнолуние у него сильно подскакивало давление. В лунном свете лицо спящей Анны казалось незнакомым.

Сквозь сон он слышал, как Анна одевалась и потом тихо звякала чайной ложечкой за столом. Утром Макаров осторожно приоткрыл дверь и увидел, что в соседних комнатах пусто. На входной двери замка не было. Он вышел на улицу и растерялся. Было совершенно невозможно ориентироваться в этих грудах битого кирпича и вывороченных железобетонных конструкциях. Потом он увидел кусок дома с прилепившейся к глухой стене пожарной лестницей, взобрался на самый верх, осторожно пробуя ногой каждую ступеньку, и огляделся: кругом все то же однообразное море поверженного в прах города. «Как же радиация? Здесь должен быть сумасшедший фон», — подумалось ему. Вдали он разглядел наконец знакомый купол, вернее железный остов этого купола — то был универмаг у подземного туннеля на кольце.

Часа через два ему удалось добраться до него. Около бывшего входа в универмаг несколько человек потертого вида жгли костер.

— Можно с вами посидеть? — спросил он у старика в меховой жилетке.