Вечное пламя

В шкафу тоже не нашлось ничего полезного. Различная обувь. Сумочки всех форм и размеров. Ряд за рядом платьев с оборками. Биана точно оказалась бы в девчачьем раю от счастья. Но Софи не особо любила одежду. Ее «стилем» было все, что привлекало к ней как можно меньше внимания.

– А что насчет них? – спросил Сандор, указывая на две серебряные шкатулки на верхней полке.

Софи уже обыскивала их несколько недель назад, когда только увидела Джоли в воспоминаниях Прентиса. Но в тот раз она спешила, так что, возможно, стоило взглянуть еще раз.

Первая шкатулка была забита старыми игрушками, куклами, высушенными цветами и кучей других вещей, которые, скорее всего, обладали своими трогательными историями, но все равно были мусором. Во второй шкатулке лежали письма.

Жених Джоли, Брант, посылал ей сотни любовных писем, пока она жила в башнях элиты в последние годы обучения в Фоксфайре. В них он снова и снова повторял, как много она для него значит, как он по ней скучает и как бессмысленна без нее его жизнь. При их прочтении складывалось впечатление, будто подслушиваешь личный разговор – при этом весьма сентиментальный. Но Софи проглядела их, просто на случай, если в них было что-то важное.

– Что ты тут делаешь? – поинтересовался стоящий на пороге Грейди, отчего она так вздрогнула, что выронила все письма.

– Прости, – сказал он, присаживаясь, чтобы помочь их поднять. – Не хотел тебя пугать.

Под его глазами залегли тени, а в светлых волосах засох песок. Но улыбался он как стопроцентный Грейди.

– Я так рада, что ты вернулся, – прошептала она, крепко его обнимая.

– Ага, я тоже. Дворфские пещеры – не самые приятные для посещений, – он потряс головой, осыпая их обоих песком. – Так чего ты не спишь? Снова кошмары?

– Типа того.

Она рассказала ему об устройстве слежения, о следах, о беспокойстве Сандора насчет огров, расстраиваясь из-за того, как напрягся Грейди под конец рассказа.

– Вижу, нелегкий у тебя выдался день, – просто сказал он. – Могу понять, почему тебе не спится. Но что ты делаешь здесь? – Он просмотрел одно из писем. – Они от Бранта?

– Любовные письма, – подтвердила Софи.

Грейди прочел вслух:

– «Ты искра, огонек, пламя, что никогда не потухнет. Ты – красота и чудо вечно горящих небес». Вот это слащавость.

Он улыбнулся, и Софи попыталась ответить тем же, но из головы никак не выходило обезображенное шрамами лицо Бранта. Пожар настиг их с Джоли вместе – и пускай он сумел избежать смерти, горе и вина из-за того, что он не смог ее спасти, разрушили его сильнее пламени.

Грейди, прокашлявшись, вернул ей письма.

– Так чего это ты встала среди ночи и пошла читать сопливые любовные письма? Дело в мальчике?

– Нет! – возразила Софи, пожалуй, слишком быстро. – Мне просто… хотелось узнать Джоли – и Бранта, – сказала она, указывая на письма.

Грейди нахмурился и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но затем покачал головой.

– Что?

– Ничего. Уже поздно. Поговорим утром.

– Эм, ты же понимаешь, что я сейчас надумываю миллиарды ужасов, да?

Он вздохнул и, проведя рукой по лицу, сказал:

– Ладно. Знаю, какое у тебя живое воображение. Но выбор за тобой – мы с Эдалин поддержим тебя на сто процентов, что бы ты ни решила.

– Ладно, – медленно произнесла Софи. – Так?..

Грейди закусил губу и повернулся посмотреть на фотографии, стоящие в рамках на столе Джоли.

– Я бы хотел подать прошение и запросить у Совета разрешение на то, чтобы ты вылечила Бранта.

Глава 11

Софи знала, на какой ответ надеется Грейди, знала, как должна ответить, как хочет ответить.

Но не могла заставить себя сказать это.

– Думаю, пора нам с тобой идти спать, – нарушил бесконечную тишину Грейди. – Давай поговорим об этом утром – или когда будешь готова, не важно, сколько это займет.

Софи кое-как кивнула.

Поднимаясь по лестнице к ее спальне, они не произнесли ни слова. Но когда Грейди укутывал ее, он прошептал:

– Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что – как и Эдалин. Ты же это понимаешь, да?

– Я тоже вас люблю, – прошептала она в ответ.

Она знала, что он не лжет. Но ладони все равно потели, сердце колотилось, и когда Грейди ушел, она зарылась лицом под подушку, потому что голова кружилась.

Исцеление Бранта изначально было ее идеей – и если бы она смогла спасти его из кошмара, в который он попал, это было бы просто невероятно.

Но было в этой формулировке одно слово, которое ужасало сильнее остальных. Оно эхом носилось в ее голове даже после того, как поднялось солнце, а темнота ушла, возвещая новый день.

«Если».

– Кажется, у тебя снова была тяжелая ночь, – сказала Эдалин, когда Софи ввалилась в кухню за завтраком.

Она опустилась на свое обычное место у стола и потянулась за одним из сахарных пирожных, кучей лежавших на тарелке, надеясь, что так избавится от горечи на языке. Но живот заболел при одной мысли о еде – пусть та и была вкусным облачком из меда, корицы и масла.

Она поставила пирожное на стол и оторвала краешек слоеного теста.

– А если я не смогу? – прошептала она.