Вечное таинство – смерть

— По словам местного сторожа, мсье Жюве, вчера он наблюдал за красивой парочкой: Мари и некий эффектный блондин. Они направлялись в эту сторону, и девушка ломала руки, словно что-то пытаясь доказать блондину. Запирая на ночь ворота, сторож припомнил эту парочку и подумал, что не видел их возвращения. Вот с утра пораньше и решил пройтись в эту часть на всякий случай… Кстати, а вы видели здесь могилу Далиды? Какая была женщина!

Я только пожал плечами — Далида была дивной певицей, но к убийству Мари Петрофф не имела ровно никакого отношения. Гораздо больше меня заинтересовала могила, где Мари нашла свою смерть. По полукружию арки было четко выбито имя усопшей: «Natali Stroganoff (Sorokin)». Опять русский след! Наталья Строганова, в девичестве Сорокина… Чуть ниже имени и дат жизни и смерти шла надпись на латыни: «Fortunam suam quisque parat».

Было время, когда я увлекался латинскими афоризмами на латыни, потому перевод в данном случае для меня не стал проблемой: «Свою судьбу каждый находит сам». Все вместе — покрытый зеленоватым мхом камень могилы, светлые глаза Мари, мертво уставившиеся в небо — создавало мрачноватый колорит. Что ж, древние, как всегда, правы: мы сами, кирпич за кирпичом, строим свою судьбу и разрушаем все одним неверным шагом.

Я вслух произнес перевод надписи, и комиссар посмотрел на меня с удивлением.

— Вы понимаете латынь? Интересно.

— Интересно, — согласно кивнул я. — И очень точно, как мрачноватый комментарий к смерти Мари. В чем же она оказалась замешана? И еще — видите имя «владелицы» могилы? Помнится, в самолете Мари рассказывала мне о своей прабабушке Натали, которую знала лишь по рассказам бабушки и матери. Значит, очутившись в машине убийцы — эффектного блондина, — она поняла, что ее ждет верная смерть. И, вполне возможно, сама попросила привезти ее сюда, чтобы именно здесь проститься с жизнью, — я почесал затылок под ироническим взглядом комиссара. — Понимаю, это звучит немного странно…

— Я бы сказал — чересчур уж сентиментально! Особенно учитывая, что Мари никогда не знала свою прабабушку.

Я упрямо мотнул головой:

— И все-таки, комиссар, я уверен, что сюда они попали по инициативе Мари. Видите ли, у всех русских это в крови — «любовь к отеческим могилам, любовь к отеческим гробам». А уж что за дела связывали Мари с убийцей-блондином, о чем она плакала и что конкретно хотела ему доказать — именно этот эпизод и наблюдал местный сторож — все это для нас пока что великая тайна.

— Все тайное становится явным…

В этот момент тело Мари санитары переложили на носилки и, осторожно двигаясь среди могил, удалились по аллее на выход. Мы проводили их взглядом, после чего комиссар вздохнул и взглянул на меня:

— Ну, какие у вас планы на этот день? Боюсь, сейчас мы с вами должны расстаться: мне предстоит зарыться в ворох бумаг, составляя акты и протоколы по всем этим печальным событиям.

Я неопределенно пожал плечами, после чего мы с комиссаром расстались. 

Глава 23. Плач Мишеля Монье

На часах было восемь с копейками, и великий и вечный Париж постепенно оживал: улицы заполнялись машинами и людьми, гудками автомобилей и голосами, а из-за туч вдруг улыбнулось солнце. Я еще немного поблуждал по знаменитому кладбищу, постепенно проникаясь духом его светлой скорби, пока меня не вернул к действительности звонок мобильного.

На связи был отец.

— Мой дорогой Ален, что там у тебя случилось? В такую рань тебя уже нет дома! Куда отправился?

Я в двух словах объяснил ему ситуацию, посоветовав немедленно искать новую секретаршу взамен несчастной Мари Петрофф. В ответ он пробормотал аналог русского «царствие небесное» и тут же, без перехода, радостно сообщил, что до работы заехал проведать Лулу — она уже пришла в себя!

— Она еще очень слаба, но ты бы видел, какая на ее бледном личике появилась пока еще слабая, но очаровательная улыбка! Я просто счастлив! Врачи обещают, что все будет благополучно.

Почти тут же тон его сделался сухим и деловитым:

— Сейчас я уже на работе. Надеюсь, ты тоже появишься у нас?

Я пообещал и направился на выход. Кладбище Монмартра находится недалеко от офиса «Садов». Несколько минут — и я был на месте: уютно пристроившись в одном из мягких кресел кабинета Старого Лиса, в течение едва ли не часа выслушивал хвалебный гимн в адрес полиции, столь героически спасшей его возлюбленную Лулу от медленной смерти; гимн плавно перешел в осанну славной медицине, вырвавшей Лулу из хищных лап смерти. При этом он никоим образом не упомянул мою скромную роль в спасении подруги, так что мне только и оставалось, что поаплодировать полиции и медикам, а затем потихоньку слинять в свой кабинет.

Едва я уединился и заправил кофеварку, как в дверь постучали, и передо мною появился бледный, как смерть, чуть пошатывающийся Мишель.

— Добрый день, мсье Ален. Хотя очень сомневаюсь, что он добрый. Это правда, что я сейчас слышал?