Вечное таинство – смерть

Увы, я не успел уточнить всего, что касалось мрачноватой фразы насчет вернувшегося желания жить — к этому моменту стюардессы стали разносить пассажирам обед. Мари в очередной раз неуловимо изменилась: словно сняла с лица маску теплого дружелюбия, улыбнулась мило, но неожиданно холодно кивнула и, пожелав приятного аппетита, принялась за трапезу. Мне не оставалось ничего, как сделать то же самое, хотя, если честно, голода я совершенно не ощущал.

По-быстрому покончив с едой, я терпеливо дождался, пока стюардесса принесет нам по чашечке кофе, судорожно обдумывая следующую подходящую тему для разговора. Сделав глоток, я развернулся к Мари и торопливо задал первый пришедший на ум вопрос:

— А вы любите кофе?

Мари по своему обыкновению кивнула.

— Кофе я люблю, — она тут же слегка нахмурилась и усмехнулась с ноткой тоски. — А вот чего я не люблю — так это собак! С детства. Когда мне было пять лет, меня укусила одна огромная псина.

Признаюсь, я опешил от столь неожиданного витка мысли — от кофе к кусачим собакам. Но Мари при всем при том была так очаровательна и мила, что я лишь улыбнулся.

— А вот я люблю собак — быть может, потому, что мне повезло и ни одна из них ни разу меня не укусила. К тому же эта моя поездка к отцу не простая, но с нагрузкой: он попросил привезти ему бездомного московского пса. Так что я лечу не один, а в компании славной дворняги по имени Билли. Дело в том, что…

Тут Мари неожиданно оживилась — она прервала меня на полуслове, притом опустив свою прохладную ладонь на мою дрогнувшую руку.

— Да что вы говорите! Вот это совпадение! Одна моя парижская подруга тоже попросила меня привезти ей бездомного пса из Москвы. В последнее время в Европе это мода: принимать под свою крышу бездомных животных из России…

Короткая пауза, мимолетно нахмуренные бровки — и Мари вновь вскинула на меня взгляд своих серых очей:

— Скажите, а вы случайно брали пса не в приюте «Друг человека»?

Я усмехнулся:

— Именно там. Вы тоже?

— Я тоже!

Тут Мари бессильно откинулась на спинку кресла — при этом она выглядела такой несчастной, что мне в очередной раз захотелось ее обнять, дружески посочувствовать и ободрить, сказать нечто успокаивающее в духе «все пройдет зимой холодной».

— Вы не представляете: я так устала! У меня и без того в последнее время сплошные проблемы, а тут еще эта просьба насчет собаки…

Она полузакрыла глаза и говорила вполголоса, чуть хрипловато.

— Моего пса зовут Тоха — это огромный лось, который при желании мог бы съесть меня, не подавившись. Та дама из «Друга человека» прыгала вокруг Тохи, словно он дитя малое, только что в носик не целовала. А я с ужасом вела его на поводке и вздохнула свободно, лишь только когда сдала в багаж. Слава богу! Что ни говори, я предпочитаю общаться с людьми, а не с животными. В аэропорту меня встретит приятель подруги и заберет это сокровище.

Пока она монотонно выдавала сей монолог, я любовался ее лицом. Я не художник, но именно вот такие лица хоть на мгновенье, а делают из нас творцов — были бы у меня под рукой краски-кисти, я бы попытался живописать эту красоту.

Представьте себе: бледное, почти что мраморно-белое лицо с довольно крупным ртом со слегка припухшими губами и небольшими, но очень яркими серыми глазами удлиненной формы в окружении темных густых ресниц. Тонкие светлые брови, чуть вьющиеся палевые пряди волос, то и дело падающие на лицо, каждый раз поправляемые тонкими нервными пальцами…

— Вы меня гипнотизируете?

Голос Мари заставил меня вздрогнуть — я так ею залюбовался, что не сразу понял, что девушка выпрямилась и теперь требовательно смотрит на меня, сурово нахмурив брови.

Вероятно, я покраснел. Впрочем, я тут же постарался взять себя в руки и беззаботно улыбнуться.

— Извините, Мари. Наверное, не очень хорошо так пялиться на девушку, но у вас такое прекрасное лицо, что я не мог устоять — попросту вами любовался. Еще раз прошу извинения.

Несколько секунд Мари хмурилась и наконец улыбнулась, кивнув, словно соглашаясь с моими доводами.

— Вы сказали «пялиться», а я вновь вспомнила бабулю — это было одно из ее любимых слов. Она очень весело рассказывала, как познакомилась со своим мужем, моим дедом, которого я никогда не знала. Помню, как она рассказывала мне за вязанием: «Он так на меня пялился! А я подхожу к нему и говорю: «Хватит пялиться, сударь, после таких взоров извольте на мне жениться!»

Тут уж настала очередь покраснеть Мари — внезапно смутившись, она даже прикрыла ладошкой рот:

— Только не подумайте, что я вам намекаю!.. Я просто вспомнила бабулю Агафью. На мне вам жениться нет нужды — у меня уже есть жених, так что пяльтесь, сколько вам угодно, сударь!

Мы еще немного посмеялись, пошутили, и Мари вдруг снова словно вспомнила нечто не слишком приятное — внезапно нахмурилась, довольно сухо сообщила мне, что хотела бы немного поспать, а потому просит больше на нее не пялиться.