Вечномечтовые

– Это еще что… тут зимой вообще что было, пробка от Питера до Москвы на несколько суток растянулась… – вспоминает он.

Не понимаю, что он говорит. Киваю. В голове крутится – мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна…

– Так что сейчас-то еще ничего.

– Еще ничего, – соглашаюсь.

– Главное, в Питере все дела наскоро обстряпал, думал до Москвы в два счета вернусь, тут на тебе… сам не понял, как с дороги сбился.

Киваю.

– Бывает.

Знаю. Много их, которые сбиваются с дороги. А что, гонят, гонят неведомо куда, где ж их удержишь…

– Навигатор, главное, сдох… и сотовый…

Не понимаю.

– Жалко, – соглашаюсь.

– Ну, может, оживет еще.

– Может, оживет.

– Меня тут братки еще ищут…

– Может, найдут, – говорю.

– Ты че? Найдут, мне, считай, хана.

Не понимаю. Говорю:

– Ну, может, не найдут.

Он смотрит в окно – где метель чуток поутихла, но продолжает бесчинствовать.

– Ну… спасибо, мил человек. Пойду я…

Спохватываюсь. Пытаюсь удержать.

– Куда же ты… в такой-то снегопад.

– Да ничего… не привыкать. Там, говоришь, Москва?

– Там должна быть.

Набрасывает куртку. Сжимает мою руку. У них кланяться не принято, у них пожимают руки. Выходит. Жужжит что-то внутри бенца, вертятся колеса, гонят бенц – вперед, в метель, в снег.

Куда он в такой снегопад…

Закрываю дверь, зажигаю лампаду, читаю Отче Наш, осеняю стены крестным знаменем – как всегда, когда в дом приходят бесы. Ничего, так-то они смирные, людей не трогают, только одеты не по-нашему и говорят чудно. Еще вижу, как он несется на своем черном бенце – в снег, в метель, как за ним несутся другие, целятся, не то из ружья, не то не пойми из чего…

Сколько их, куда их гонят, что так жалобно поют?
Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?

И сил нет – молчать, окунаю в чернильницу перо, пишу, быстро, бегло, ч-черт, кляксу посадил, хватаю новый листок…

Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной тишине
Визгом жалобным и воем
Надрывая…

Куда они в такую метель…

Откуда они – в такую метель…

И едут, торопятся куда-то, по заснеженным дорогам, за холмы, где виднеются за снегопадом силуэты огромных зверей – мохнатых, рослых, – и всполохи костров…

Бывает.

Когда такой снегопад…

2013 г.

Вавилон

Бензин кончился некстати, он всегда некстати кончается. Вроде бы заправлял бак только что, а Ленд Ровер уже выдохся, устал, захрипел, зафыркал. Вот так, еще спасибо, что не посреди пустыни, а на улице какой-то деревушки, больше похожей на мираж. Каменные кубики домов, белые простыни на окнах, темные люди в белых одеждах. Сухой старик на крыльце жевал персик. Я вышел из машины, поискал лица поприветливее. Не нравятся мне азиаты, в них как будто горит неясный огонь.

– Здравствуйте, – я подошел к группе молодых парней, сбившихся у крыльца, как лошади, – у меня машина…

И замолчал, глядя в черное дуло автомата. Оно появилось как из ниоткуда, как жало пчелы. Совсем рядом. И люди, в которых горит огонь.

– Привет и ты, коли не шутишь, – они улыбались, кажется, им было весело, – с чем пришел?

– У меня машина…

– Да, видим, у тебя машина. Хороший внедорожник, мне бы такой, – худой смуглый парень подошел, похлопал капот.

– Оставь, Джамиль, – прохрипел старик на крыльце.

– Да не бойся, не отберу, – Джамиль засмеялся, – Так чего тебе тут, парень?

– Да… ничего, – тут бы самое время прыгнуть в машину и уехать, только уехать не на чем, не ездят машины без топлива, вот в чем пакость. Иначе бы нефтяные королевства не горели под бомбами, как факелы. Мне так кажется.

– У меня… бензин кончился, – взмолился я, – заплачу, сколько скажете.

Нет, деньги доставать рано, их отберут сию же секунду. Спасибо, если оставят жизнь.

– Тю-ю, ехать тебе не на чем, – смуглый, широкий парень потянул меня за собой на крыльцо, – давай, посидим что ли, поговорим. Бензин-то сейчас в копеечку, сам знаешь, да и не течет он ручьями. И на деревьях не растет, вишь, беда какая?

– И сколько мне заплатить вам? – не выдержал я.

– Заплатить? – он повернул ко мне круглое, доброе лицо, поигрывая наганом, – тю-ю, что у тебя, баксы? И что с ними делать прикажешь? Стенку обклеить?

Я не ответил. Я не понимал, что они от меня хотят, первый раз видел землю, где люди не брали деньги. Большие, красивые, будто только что напечатанные.

– Ну что расстроился? – Джамиль похлопал меня по спине, – ты смотри, Аваз, как приуныл? Ну не плачь, не плачь, парень, что-нибудь придумаем. Стрелять-то умеешь?

– Людей убивать не буду, – мой язык был быстрее меня, я спохватился поздно. Мог бы сказать, что никогда не стрелял и винтовки в глазах не видел, а теперь…

– Нет, ты слышал, Джамиль, он убивать не будет! – засмеялся Аваз, – ну смотри, парень. А если дать тебе парализующий пистолет, что скажешь? Ампулки там, чик-чик – и человек падает и спит себе. Не запятнаешь душеньку свою безгрешную. Идет?

– Банк, что ли, грабить собираетесь? – догадался я.

– Да нет, тут не банк. Тут другое. Тут заложников освободить надо. Рабский труд, понимаешь?

– А точнее?