Деймен смотрит мне прямо в глаза и отвечает:
— Это не от моли. След после артиллерийского залпа. Как говорится, шальная пуля зацепила.
— Если я правильно помню, в той сцене ты гонялся за какой-то брюнеткой, — замечаю я, вспоминая времена, когда флирт давался мне легко и естественно.
— Сценарий переписали в последнюю минуту, — усмехается он. — Разве ты не получила свежий экземпляр?
Я вытягиваюсь на шезлонге и с улыбкой думаю о том, как приятно дать себе наконец волю и вести себя как нормальная влюбленная девчонка. Как все.
— В новом варианте сценария нет никого, кроме нас с тобой. И твоя хорошенькая головка, Мари, останется при тебе.
Он проводит по моей шее пальцем, самым кончиком, оставляя чудесное жгучее ощущение. Задерживает палец у меня под самым ухом.
— Почему ты не встала в очередь к гадалке? — шепчет Деймен, а его палец путешествует по моей щеке, обводит ухо, и губы придвигаются так близко, что наше дыхание смешивается.
Я пожимаю плечами и стискиваю губы. Заткнулся бы он уже и поцеловал меня наконец!
— Ты не веришь в гадания?
— Нет… просто… ничего я не знаю!
От разочарования хочется кричать. Он что, не понимает, что для меня это, может быть, последний шанс прожить нормальные романтические отношения? Может быть, другого такого случая не будет?
— А ты почему не в очереди? — спрашиваю я, уже не скрывая досады.
— Пустая трата времени, — смеется он. — Читать мысли и предсказывать будущее невозможно. Правда?
Я отвожу взгляд. Смотрю, как светящиеся на воде шары мало того что становятся розовыми, так еще и выстраиваются в форме сердечка.
— Я прогневал тебя? — спрашивает он, за подбородок поворачивая мое лицо к себе.
Вот еще странность: он то вовсю болтает на калифорнийском жаргоне, а то вдруг начинает изъясняться, будто только что сошел со страниц «Грозового перевала».
— Нет, ты меня не прогневал, — отвечаю я, не удержавшись от смеха.
— Я сказал что-то смешное?
Его пальцы, скользнув под челку, находят шрам. Я отдергиваю голову.
— Откуда он у тебя? — спрашивает Деймен, убрав руку и глядя на меня с такой искренней теплотой, что я почти готова признаться.
Но я не признаюсь. Потому что сегодня — единственная ночь в году, когда я могу побыть не собой. Притвориться, будто не из-за меня погибли все, кто были мне дороги. Сегодня я могу флиртовать, резвиться и принимать легкомысленные решения, о которых потом, скорее всего, горько пожалею. Потому что сегодня я не Эвер, я — Мари. И какой же он граф Ферзен, если сейчас не заткнется и не поцелует меня наконец?
— Я не хочу об этом говорить.
Я смаргиваю, глядя на светящиеся на воде шары — они теперь стали красными и выстроились в форме тюльпана.
— А о чем ты хочешь говорить? — спрашивает он чуть слышно, обратив ко мне свои удивительные глаза — манящие бездонные озера.
— Не хочу я разговаривать, — шепчу я и задерживаю дмхание.
Губы Деймена встречаются с моими.
Глава 13
Если мне казался потрясающим его голос, от которого окугывала блаженная тишина, если я считала невероятным его прикосновение, огнем опаляющее то его поцелуй — нечто запредельное. Я, конечно, не специалист, — не так уж много я раньше целовалась, — но готова поспорить, что такой сверхъестественный, всепоглощающий поцелуй случается только раз в жизни.
Он отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, но я зажмуриваюсь, хватаю Деймена за воротник, тяну к себе…
Вдруг раздается голос Хейвен:
— Я тебя везде ищу. Могла бы догадаться, что ты здесь прячешься.
Я в ужасе отшатываюсь. Застигли! А я только что клялась и божилась, что он мне совсем не нравится…
— Мы просто…
Хейвен останавливает меня, подняв руку.
— Не надо подробностей. Я всего лишь хотела сказать, что мы с Эванджелиной уходим.
— Уже? — спрашиваю я.
Сколько же времени мы здесь пробыли?
— Да, тут моя подруга зашла, Трина, она нас пригласила в другое место праздновать. Вы тоже можете с нами пойти — хотя вы, кажется, и так нашли, чем заняться, — хмыкает Хейвен.
— Трина? — переспрашивает Деймен.
Он вскакивает так стремительно, что его силуэт размывается.
— Ты ее знаешь? — удивляется Хейвен, но Деймен уже исчез.
Мы бежим за ним.
Я изо всех сил стараюсь догнать Хейвен, что-то объяснить, наконец хватаю ее за плечо — и на меня обрушивается такая темная, ошеломляющая злость и такое беспросветное отчаяние, что слова застревают в горле.
Хейвен вырывается и, оглянувшись, говорит:
— Я же сказала, не умеешь ты врать.
И бежит дальше.
Вздохнув, бегу за ней через кухню, через кабинет, к входной двери, не отрывая взгляда от затылка Деймена. А он двигается так легко и уверенно, словно точно знает, куда надо идти. Выбегаю в прихожую и застываю столбом, увидев их обоих вместе. Он — во всем великолепии восемнадцатого века, она — в костюме Марии-Антуанетты, таком пышном, таком изысканном, что я рядом с ней выгляжу замарашкой.
— Ты, должно быть… — Она задирает подбородок, а ее глаза смотрят на меня в упор — два сверкающих темных изумруда.