Вечность на двоих

— А про Оппортюн помнишь? — не отступал Адамберг. — Ты их там всех знаешь как облупленных. Тебе ничего не стоило пройтись по кладбищу на глазах впечатлительного Грасьена, который каждую пятницу в полночь торчит на этой дорожке. Тебе просто было догадаться, что Грасьен все расскажет матери, а она — Освальду. Помыкать Эрманс — вообще пара пустяков. Ты вертела мной как хотела, усеивая мою дорогу трупами, которые я так удачно отправлял тебе на компетентное вскрытие. Но ты не могла предугадать, что новый священник сообщит нам о существовании «De reliquis», а Данглар заинтересуется книгой. С другой стороны, какое это имело значение? Твоя трагедия, Ариана, в том, что Вейренк запомнил рецепт наизусть. Необычный, несуразный, чистый гений. А Паскалина отнесла изуродованного кота в церковь, чтобы кюре помолился за него. Поступок необычный, несуразный, но чистый. А Ретанкур не умерла от новаксона. Необычная, несуразная стойкость. А смерть оленей встревожила людей. И Робер, охваченный столь же несуразным горем, привел меня к телу Большого Рыжака. И сердце зверя намертво засело у меня в голове, и я унес его рога. Вот это необычное поведение людей, внутренний свет каждого и невычислимые последствия их несуразных поступков никогда тебя не волновали, ты просто не брала их в расчет. Ближнего своего ты любила только в мертвом состоянии. Да и кто они такие, эти ближние? Пустяки, мелочи, мириады бессмысленных существ, не заслуживающая интереса серая людская масса. Потеряв к ним интерес, ты погубила себя.

Адамберг потянулся, закрыл глаза, понимая, что осторожность и молчание Арианы воздвигали на его пути непреодолимые преграды. Их слова катились как два параллельно идущих поезда, без всякой надежды на встречу.

— Расскажи мне о муже, — попросил он, снова облокачиваясь на стол. — Как он поживает?

— Шарль? — спросила Ариана, удивленно подняв брови. — Я уже много лет его не видела. И чем меньше я его вижу, тем лучше себя чувствую.

— Ты уверена?

— На все сто. Шарль — неудачник, который спит и видит, как бы трахнуть санитарку. Ты сам знаешь.

— Но после того, как он тебя бросил, ты больше не вышла замуж. У тебя не было спутников жизни?

— Тебе-то какое дело?

Наконец ее линия обороны дала трещину. В голосе послышались низкие нотки, манера выражаться стала менее корректной. Омега шла по гребню стены.

— Говорят, Шарль все еще тебя любит.

— Вон оно что. Ничего другого я от этого придурка и не ожидала.

— Говорят, он начинает понимать, что санитарки тебе в подметки не годятся.

— Еще бы — где я, где эти свиноматки, Жан-Батист.

Эсталер наклонился к Данглару.

— А в пятачке свиноматки тоже есть кость? — прошептал он.

— Думаю, да, — ответил Данглар, знаком показав, что этим они займутся позже.

— Говорят, Шарль хочет к тебе вернуться. В Лилле ходят такие слухи.

— Вот оно что.

— Не боишься, что будешь слишком старой, когда он вернется?

Ариана издала почти светский смешок.

— Старение, Жан-Батист, — это извращенный замысел, вышедший прямиком из порочного воображения Господа. Сколько лет ты мне дашь? Шестьдесят?

— Ну что вы, конечно нет, — вырвалось у Эсталера.

— Заткнись, — оборвал его Данглар.

— Вот видишь. Даже молодому человеку это известно.

— Что — это?

Ариана взяла сигарету, вновь создавая дымовую завесу между собой и Омегой.

— Ты зашла ко мне незадолго до моего переезда, чтобы сориентироваться на местности и открыть дверь на чердак, едва не сведя с ума в ту ночь мудрого Лусио Веласко. Что ты надела? Маску? Чулок?

— Кто такой Лусио Веласко?

— Мой сосед-испанец. Открыв дверь чердака, ты могла попасть туда в любой момент. Ты появлялась по ночам и тихо скользила там. Потом уходила.

Ариана стряхнула пепел на пол:

— Ты слышал шаги наверху?

— Да.

— Это она, Жан-Батист. Клер Ланжевен. Она ищет тебя.

— Да, ты очень хотела, чтобы мы в это поверили. Я должен был рассказать о ночных визитах, постоянно подпитывая миф о медсестре, которая бродит вокруг меня, готовясь нанести удар. И она бы нанесла его твоей рукой, вооруженной шприцем или скальпелем. Знаешь, почему я не особенно беспокоился? Нет, этого ты не знаешь.

— А тебе следовало бы побеспокоиться. Она опасная особа, я тебя предупреждала.

— Дело в том, что один призрак у меня уже живет. Святая Кларисса. Видишь, как все несуразно.

— Ее убил дубильщик в 1771 году, — подсказал Данглар.

— Голыми руками, — добавил Адамберг. — Слушай внимательно, Ариана, ты не можешь всего знать. Ну так вот — я считал, что по чердаку бродит святая Кларисса. Или, скорее, что Лусио обходит его дозором. Он тоже излучает внутренний свет, и еще какой. Старик очень беспокоился, когда у меня ночевал Том. Но он тут ни при чем. По чердаку ходила ты.

— Это была она.

— Ты никогда о ней не расскажешь, не правда ли? Об Омеге?

— Никто не говорит об Омеге. Мне казалось, ты читал мою книгу.

— У некоторых двойняшек может образоваться трещина, ты сама написала.

— Только у недоделанных.