Вечность сумерек, вечность скитаний

– Ты кретин, – обратилась Ойя к пленнику. – Если уж вырвался, надо было бежать без оглядки куда подальше. Всё равно мы бы тебя достали, но не сейчас – позже. Или тебе жизнь стала не мила, а самому зарезаться страшно? Если так, Трент тебе поможет. И помогать тебе он будет долго и с удовольствием. Но я не хочу выглядеть неблагодарной, – вдруг смягчилась она. – Если хочешь умереть быстро и без особых мучений, только скажи. Это твоё желание я исполню сама.

– Пусть лучше Трент, – с трудом разжав разбитые губы, отозвался Хенрик. – Может, тогда доживу… Может, тогда увижу, как вас тут затопчут…

– Я понял! Он сюда затем и припёрся, что хотелось ему полюбоваться, как мы все пердохнем, – высказал догадку командор. – Можно было бы, конечно, из вежливости ответить ему тем же – посмотреть, как он копыта отбросит… Но мне некогда. Мне сегодня предстоит одержать пусть не слишком славную, зато очень полезную победу. Так что придётся пропустить это чудное зрелище. – Он вновь шмякнул палача по тому же плечу железной рукавицей. – Трент, расскажешь потом?

– Нет, – вмешалась Ойя. – Отвяжите его. Сначала мы покажем ему, что осталось от имперских войск, а потом делайте с ним, что хотите.

Она не могла простить Хенрику то, что было время, когда она во всём зависела от него. По той же причине Ойя ненавидела и рабыню Тайли, потому что не могла обойтись без её тела, которое, к тому же ещё и старело, она и Геркуса терпела с трудом, за то, что рабы-пехотинцы принадлежали именно ему, и с ним приходится считаться.

Дорога, мощёная гладко отёсанными серыми плитам, уходила вниз, извиваясь меж холмов, и терялась в закатном полумраке. Этот единственный торный путь из южного Пограничья до северных провинций империи был проложен ещё при альвах, и с тех пор здесь почти ничего не изменилось. Могло показаться, что не было никакого людского бунта, и, если ехать вперёд, не считая дней, то рано или поздно в дымке, застилающей горизонт, засверкают хрустальные купола Альванго. Сейчас с возвышенности открывался вид на огромный полотняный город, выросший здесь минувшим днём, который постепенно утопал в закатных сумерках. Множество шатров, стоящих почти вплотную друг к другу, заполняли почти всё видимое пространство.

Император людей явно напуган, если направил сюда все свои войска…

Однажды, давным-давно, Ойя уже наблюдала нечто подобное – ополчение двухсот альвийских родов выступило к границе Окраинных земель, когда оттуда явилось несколько тысяч диких людей, свирепых чудовищ, готовых уничтожить всё, что встретится им на пути. Казалось, тогда не было причин сомневаться в победе, но удар был нанесён, откуда не ждали – рабы из Горлнна неведомо как сумели избавиться от ошейников и всем скопом навалились с тыла на великую армию. Ойя до сих пор отчётливо помнила, как люди, вооружённые чем попало, от айдтаангов до кухонных ножей и булыжников, попавших под руку, пытаются прорваться сквозь стену синего пламени, и живые факела врезаются в строй альвийских лучников.

Что ж, сегодня можно будет припомнить всё этим неуклюжим созданиям! Пусть истребляют друг друга, пусть надевают друг на друга ошейники… Скоро, очень скоро времена владычества альвов покажутся им красивой сказкой о золотом веке.

Повозка, запряжённая пятью рабами, скрылось из виду, свернув за один из холмов, и нет причин сомневаться, что всё будет сделано, как надо. Ошейник не даёт права ошибку – чуть что, и нестерпимая боль охватит всё тело раба, а чувство безмерной вины перед своим славным господином начнёт вымораживать ему душу. Впрочем, это ещё вопрос – есть ли у людей душа…

Сейчас один из рабов, сбросив с себя упряжь, открывает флягу с заговорённым соком дюжины трав и выливает его в сосуд, где пенится Сонный Туман. Зеленоватый, едва заметно светящийся холодный пар медленно расползётся по всей долине, просочится в шатры, примет в свои объятия всех, кто осмелился противиться судьбе, поднявшейся из мраморного гроба.

Ойя закрыла глаза, пытаясь подавить в себе внезапно возникший страх, что она в чём-то ошиблась, составляя зелье. Нет, такого не может быть! Всё выверено до капли, до крохотной мерной ложечки. Надо лишь переждать эти тревожные мгновения, пока дым тысяч костров не смешается тяжёлым бледно-зелёным покрывалом, которое вот-вот должно накрыть имперское воинство…

– Пора что ли? – Это Геркусу не терпится бросить на противника своих пехотинцев, которые уже сложили в штабеля свои щиты и копья. Сейчас у каждого на плече моток крепкой верёвки, а за пояс заткнут топорик, чтобы размозжить голову всякому, кого не удастся связать.

Если командор спрашивает, значит, он что-то видит…

Всё! Разомкнув веки, альвийка обнаружила то, что хотела: за густой пеленой, стелящейся по земле, скрылось и пламя костров, и шатры, и далёкий горизонт.

– Подожди. Ты же не хочешь, чтобы твои рабы тоже уснули.

– Руки чешутся, – честно признался Геркус. – Мне бы ещё тысяч двадцать в строй поставить, и вперёд – в Окраинные земли порядок наводить.