Трелли вошёл в комнату, обвешанную гобеленами, на которых красовались картины великих битв прошлого, скинул с себя шёлковый халат и быстро переоделся в свою одежду, которая лежала на мягком резном стуле, прицепил к поясу меч и выглянул в просторное окно. Снаружи не было никакой изгороди, и стражники не стояли у входа в жилище верховного хранителя изумрудов, а по стене от самой земли поднимались стебли какого-то вьющегося растения. Альвы в Кармелле жили легко и беззаботно, и даже крупные сановники обходились здесь без охраны. Чтобы незаметно покинуть дом, не надо было красться по тёмным коридорам, прислушиваясь к каждому шороху. Достаточно спуститься вниз по этим вьющимся стеблям…
В пути он старался ни о чём не думать. Если альв захочет в чём-то самого себя убедить, всегда найдётся много правильных и веских слов… Так хотелось, чтоб вокруг навсегда остался этот уютный и безопасный мир, этот покой, который здесь доступен, если не всем, то многим. Юноши жаждущие славы… Ездовые мандры… В кузницах днём и ночью не будет стихать звон молота о наковальню, пока каждый альв не получит меч, а каждый человек – ошейник.
Вот и всё… Вот они – Врата. Конец мраморной дороги, по которой уходили войска Горлнна-воителя, два каменных столба, за которыми ещё не растаявшие снега в лесах к северу от Лакосса… Врата сделали своё дело, Врата должны закрыться.
Трелли выхватил меч и рубанул им воздух между каменными столбами, но на него лишь пахнуло морозным воздухом с той стороны.
– Так ничего не получится, – донеслось до него оттуда же вслед за дуновением ветра. – Не закрыв Врата, полотна не разрежешь.
– Лунна! – Он шагнул вперёд и оказался по колено в снегу. Лунна стояла здесь же, кутаясь в полинявшую шкуру зимнего мандра. – Зачем ты здесь?
– Я знала, что ты придёшь.
– Откуда? Я и сам не знал…
– Ты себя давно в зеркале видел? – резко спросила она. – У тебя на лице всё было написано – и что ты собрался сделать, и когда.
– Но я…
– Ты ещё подумать об этом не успел, а уже всё решил. Тебе кого жалко, людей или альвов?
– Это не жалость.
– Ты действительно хочешь, чтобы Врата закрылись?
– Ты же знаешь.
– Тогда возьми. – Ута достала из-за пазухи берестяной свиток и протянула его Трелли. – Мне учитель оставил. Это заклинание… Хочешь, я сама прочту?
– Да, прочти. Только, может быть, перейдём на ту сторону?
– Там нас убьют, как только узнают, что мы натворили. И те же Санна и Тотто, которые сегодня просили у тебя прощения, будут проклинать твоё имя. И моё… И ещё: ты же знаешь, что полотно нельзя уничтожить. Если не забрать его сюда, они всё равно найдут способ открыть Врата.
– Тогда отдай мне заклинание, а сама уходи.
– Нет, без тебя я никуда не пойду. Не хочу. – Она развернула свиток и пробежала глазами по короткой надписи.
Первые звуки напоминали утренний птичий гвалт, потом к ним добавились далёкие раскаты грома, а потом послышался треск падающего дерева. Между соснами на мгновение вспыхнул и погас огненный знак, и сразу же вслед за этим обозначились очертания городских стен и башен, горных вершин и лёгких облаков, плывущих в безмятежно голубом небе.
Трелли, выхватив меч, первым ударом рассёк небесный свод, и над хрустальными куполами Кармелла повисла еловая ветвь, пробившаяся сквозь трещину в небе.
ЭПИЛОГ
– Уточка, ну, сколько можно сидеть с таким кислым личиком! – Карлик Крук ввалился в тронный зал без доклада и даже без стука, искренне полагая, что подобная беспардонность является неотъемлемой привилегией придворного шута. – Насидишься ты ещё на этом троне. Мне знахарь сказал, что перед обедом подышать свежим воздухом так же полезно, каек после обеда полежать на мягкой перине. Я вот, например, всегда так делаю, и поэтому я такой бодрый, ловкий и красивый.
– До обеда ещё далеко, а у меня много дел, – намекнула ему Ута. Можно было, конечно, просто выставить его за дверь, но после этого карлик дулся бы на неё несколько дней.
– Думаешь о судьбах своего народа? – пошутил Крук. – Дело хорошее, только не переборщи. И так уже на два года всех от податей освободила. Скоро сама без штанов останешься. А кто их, спрашивается, кормил, когда они все под Ан-Торнном толпились? Не ждалось им, понимаешь, по домам…