Вечнозеленое поле жизни

Лева карандашом написал, и еще для верности пересчитал: раз, два, три… Отдал Бернабеу. Тот посмотрел и говорит: «О-кей, нет проблем». Мы все одурели. А нам по сто пятьдесят долларов выдали премиальных. Я еще Зое шубу купил из искусственного меха. Тогда очень модно было; считалось, шикарно. Она ходила, как царица.

Еще в Париже начальник делегации Постников, заместитель председателя спорткомитета разрешил нам выпить по бокалу шампанского. В переводе на русский это означало, что руководство официально разрешает нам отметить победу, но так, чтобы без безобразий. И нам так стало приятно, что мы, не стыдясь, не тайком выпьем стакан-другой хорошего вина. Вполне законно. Валя Иванов, Юрка Войнов, Лев Яшин, я и, помоему, Игорь Нетто собрались у Левы в номере. Лев нажал на кнопку, и нам принесли соломенную бутыль, литра три французского вина. Он расплатился, потом Валентин нажимает, потом я. В общем, всю ночь нажимали. Утром встали к отъезду в аэропорт – и как стеклышки, не брало вино, потому что предельное состояние погасить невозможно. Такое впечатление, что тебе лет десять скинули, как будто ты мальчишка: отбегал на короткую дистанцию за завод, а потом побежал еще в баскетбол играть. Витали в облаках и парили…

В Москве нас, надо отдать должное, приняли с большими почестями. В аэропорту для каждого игрока стояла машина с шофером. Правительственный ЗИМ. Жены и родственники стояли на балконе в Шереметьево. Зоя приехала встречать с Андрюшкой на руках, ему два года было, и с огромным букетом лилий. А у дверей, когда мы стали выходить, нас встречала толпа народа. Прошли сквозь строй, Зоя говорит: «Вот наша машина». И я помню: лилии осыпались…

А дальше нас ждал сюрприз в советском стиле. Тронулся кортеж, поехал, на несколько сот метров растянулся. Впервые я ехал, как член правительства: нигде не останавливают, дорогу перекрывают. Привезли в Лужники. В это время был матч первенства страны, играли «Спартак» и «Локомотив». Тут меня Морозов и ошарашивает:

– Переодевайся скорей. Скоро на поле выходить.

Я говорю: «Куда там! Не могу, две ночи не спал». Еле отвертелся, а Маслака заставили. Он ведь в финале не играл. Вот и вышел на поле у «Спартака». Героический человек. Перед матчем совершили мы с кубком круг почета. Народ кричал, ликовал, аплодировал. И нам даже разрешили сесть на трибунах в ногах у правительства. Там обычно кагэбисты сидели. А тут мы, я еще взял Андрюшку на руки.

Спустя какое-то время нас пригласили в Кремль, вручать ордена. Мы уже, в принципе, знали, кому что. Козьмичу – орден Трудового Красного Знамени. Мне – Знака почета. Ордена Ленина ни у кого не было. За Олимпиаду ребятам давали, а здесь, наверное, решили, что турнир рангом ниже. И уже перед самой церемонией нам сказали:

– Товарищи, не расстраивайтесь, произошли небольшие изменения.

Оказывается, председатель президиума Верховного Совета Брежнев посчитал, что слишком жирно давать такие награды футболистам. Как мне потом рассказывали, когда ему принесли указ на подпись, он подумал и говорит:

– Бубукин? Он же мужик работящий, медаль ему «За трудовую доблесть».

На ней написано «Труд в СССР – дело чести». Всем на ранг понизил.

От ЦК комсомола дали по грамоте и сказали, какие-то льготы будут у того, кто вторую такую получит. Не удалось. Вторую я получил уже от Верховного Совета России за подписью Хасбулатова. К столетию футбола за вклад… и так далее. А какие льготы за комсомольскую грамоту положены, не знаю, однако помню, что в кремлевскую столовую с ней не впускали.

9. Сержант сверхсрочной службы

Сезон 1961 года я провел в ЦСКА. Тогда насильственный призыв в армейский клуб еще не практиковался, а переходы вообще были запрещены. Только в крайнем случае – переезд из города в город или когда тренеры сами отпускали ненужного игрока. Исключение составляет пятьдесят четвертый год, когда восстанавливали реабилитированный ЦДСА. Тогда многие футболисты пришли по собственному желанию, невзирая на мнение клубного руководства.

Но после чемпионата Европы Хрущев спросил министра обороны Гречко:

– Что ж это, армия у нас такая сильная, а футбольная команда у тебя слабая?

Гречко ответил, что не может насильно тащить игроков. И Никита Сергеевич дал ему добро, разрешил брать любого, кто изъявит желание служить в Вооруженных Силах. После этого и стали использовать призыв в Вооруженные Силы как средство для усиления ЦСКА. А какое там желание, если в Конституции написано, что защита Родины – обязанность каждого гражданина. Не желаешь играть в футбол – будешь два года рыть окопы в вечной мерзлоте.

Со мной дело обстояло сложнее. Я уже отслужил срочную службу в ВВС, но все равно меня всеми средствами пытались «заставить захотеть» пойти на сверхсрочную. В «Локомотиве» меня прятали: то я в санатории, то еще где-нибудь. Так продолжалось до тех пор, пока не позвонил сам Всеволод Михайлович Бобров.