Вечнозеленое поле жизни

Суть дела я уяснил сразу. Над «Карпатами» витал дух местного национализма. Юста, кстати, очень вежливого и культурного человека, они считали своим. Он родился в Ужгороде. А пришлых людей, в особенности москалей, на дух не переносили. Главным образом, болельщики. Если команда не выигрывала, то шли угрозы, присылали письма, телеграммы приходили, пугали: «Убьем, шутить не любим, москаль, убирайся».

Но это все было потом. А началось хорошо. Мы выиграли ту мою первую игру с Минском. Причем, мяч забили на последней минуте со штрафного. А я на установке, кроме общих слов, только и сказал, что если будете бить штрафной, то Козинкевич здесь стоит, Лев Броварский здесь, Лихачев с левой стороны. Вот так разыграешь, так пробежишь. Именно так они и сделали. Падолко был в восторге: Бубукин только сказал, а они уже выиграли.

Остались мы в высшей лиге, орденов и медалей, правда, не получили. Перед началом следующего сезона все тренеры высшей и первой лиг защищали годовой план. Это обычное дело. Но председатель федерации футбола СССР Зинченко собрал корреспондентов и стал задавать совершенно странные вопросы. Вплоть до того:

– Сколько раз у вас футболисты по воротам бьют за тренировку?

Я говорю: не знаю. Он такой радостный:

– Видите, старший тренер и не знает, сколько у него команда бьет по воротам.

Я ему говорю, что знаю объем, то есть двадцать минут тренировочного процесса на отработку ударов достаточно, учитывая, что игроки после тренировки остаются.

А он только кивает головой, мол, все понятно. Вроде, и не план хотел забраковать, а меня самого.

Я тогда ему говорю:

– Вы извините, я могу вам задать вопрос? А он такой напыщенный – конечно!

– Вы приходите обедать, что вы заказываете?

– А зачем это вам?

– Ну все-таки?

– Беру закуску, полтарелки первого, обычно, второе и компот. Что еще вас интересует?

– А вот когда вы суп едите, сколько раз рот открываете, ложку туда кладете?

Он вытаращил глаза, такой смех был среди корреспондентов. Я говорю:

– Так и я, мне важна порция супа, а не количество ложек.

Еще одна проблема возникла на сборах в Ялте. Я уже проводил трехразовые занятия с ними. Козинкевич, Поточняк, Броварский уехали со сборов. Приехали в обком партии жаловаться на меня, что я даю большие нагрузки, кроссы бегают много и так далее. Падолко послушал и ответил:

– Не хотите играть – не надо. Человек старается, чтобы команда сильно играла. Я думал, вы жалуетесь, что он пьет, не работает с вами. А он работает, вам отдохнуть не дает. Вы должны пойти извиниться или заканчивайте играть, поезжайте играть в Хабаровск отсюда, из Европы.

Стоит отметить, что это был единичный случай. Со всеми ребятами у меня потом были отличные отношения. А проблема заключалась вот в чем. Я посмотрел конспекты Юста, и увидел, что на сборах в Брюховичах футболисты перед матчами играли в основном в «дыр-дыр». Там поэтому и поле-то маленькое. Ну и слава Богу, раз был результат. Эрнст Эрвинович, наверное, находил какие-то свои подходы. Полосин пришел и совершенно правильно нагрузил их физикой. Кроссы бежал впереди них. Поэтому-то они и «сплавили» его. Я тоже сторонник больших нагрузок, но с одной оговоркой…

Здесь позволю себе несколько отвлечься и рассказать забавный эпизод о моем «научном» споре на эту тему со школой Лобановского. В 1986 году киевляне стали чемпионами и забили больше всех мячей. А я работал помощником Юрия Андреевича Морозова в ЦСКА. От армейского клуба надо было лететь в Киев, вручать приз Григория Федотова. Морозов мне и говорит:

– Валь, поезжай ты. Я не могу, Василич оставит – как бы не загулять, не загудеть с ним.

Они дружили и любили друг друга.

– Атебе, Валь, проще. Ты к Василичу приедешь, вручишь, собираются в шесть, вручили, концерт, в десять свободен, рюмку другую выпьешь – и все. В двенадцать с чем-то есть поезд.

И я поехал в Киев. Взял этот кубок здоровый, федотовский, приезжаю. Встречают меня. Я говорю администратору киевской команды: «Возьми мне обратный билет на двенадцать».

Он отвечает:

– Я не могу этого сделать, потому что Василич приказал мне, что вы все уедете на следующий день.

Все – это я, Соловьев с женой и Никита Павлович Симонян. Разговора никакого быть не может. И вот вместо того, чтобы мне уехать, я звоню Морозову и говорю:

– Юр, меня никто не отпускает.

– Ну, ничего, меня бы, наверное, неделю не отпустил.

Я вручил, поздравил, рассказал анекдот: «На Украине пришел мужик в милицию и говорит: я хочу поменять фамилию свою на более знаменитую. Какую бы вы хотели взять? Лобановский. А у вас какая? Лобачевский».