Вечные хлопоты. Книга 2

Покосилась ограда, бесцветной сделалась некогда красная пирамидка, потускнела, поблекла от времени латунная звезда, венчающая пирамидку, схватилась ржавчиной дощечка из нержавеющей стали, однако все еще можно было прочесть надпись на ней:

АНТИПОВА

Галина Ивановна

1898—1945 гг.

Засохла, облысела приметная кривая сосна, но рядом с нею подросли другие сосны, стройные и молодые, нацеленные в светлое небо, к солнцу и теплу, дающему жизнь всему сущему на земле.

Безлюдно было на кладбище и тихо, так тихо, как и должно быть на погосте, где живые обращаются к мертвым... Кто в надежде получить ответ на свои вопросы, не найдя ответа в себе; кто — чтобы обрести хоть мимолетный покой или, прочувствовав вину перед усопшим, вину, которой не бывает прощения, ибо некому уже прощать, уйти отсюда на помост, где свершается пожизненная душевная казнь...

Каждый, кто приходит сюда, приносит наболевшее, но далеко не каждый уносит отсюда то, что хотел бы унести в своем сердце, за чем приходил.

Тишина была мертвая, как и бывает только на погостах в будний зимний день. Казалось, что слышно шуршание снежинок в воздухе. Никто не мешал старику Антипову думать и беседовать с женой, никто не мог подслушать его мыслей и слов, а сказать жене было что — накопилось по крохам, по крупицам за четверть-то века, и посоветоваться тоже было о чем. Вдвоем легче разобраться, что и как, легче понять и правильно оценить происшедшее и происходящее в антиповской семье. Случались за это время и большие радости, удачи, но и немалые тревоги, которых не удавалось избежать.

Может быть, старику Антипову необходимо было поделить на двоих вину, если уж он виноват в чем-то перед людьми вообще, перед внуками и детьми, перед жизнью, которая не была простой, хотя, по его счету, жил он — по крайней мере, старался жить — всегда честно и прямо, не чурался никакой работы, не бежал от трудностей, понимая их как неизбежность, как обязательность, не искал мимолетных и оттого ненастоящих утешений, жалости и сочувствия к себе, а нес сочувствие и жалость другим, оставаясь, однако, непреклонным, даже жестоким ко всякому злу и несправедливости, сохраняя в сердце своем милосердие к людям, достойным того...

Так он думал, но вдруг пришло чувство неуверенности, явились сомнения, и сделалось тяжко нести одному не только тревоги, сомнения и собственную неуверенность, но и радости, которые — увы — не скапливаются, как горе, прибавляясь к прежним радостям, а убывают заметно с годами.