Вечные хлопоты. Книга 2

Не судил строго и зятя. В таких делах каждый сам себе судья. А Клавдия, если разобраться, во многом ведет себя неправильно. Зарылась с детьми и хозяйством, точно необстрелянный ополченец в своем укромном гнезде, и боится или не хочет, кто ее знает, выглянуть наружу, осмотреться вокруг, увидеть, как живут другие люди, понять этих других, сделаться не просто женщиной, бабой, радеющей о тихом благополучии и маленьких радостях, но женщиной умной. Настоящая женщина — это та, которая хочет и умеет понимать близкого человека, желает ему счастья, а после уже себе, умеет не заметить иногда и того, что само лезет в глаза — увидь, увидь меня! — поступиться малым, крохами сегодняшнего счастья, чтобы сберечь его, сохранить на будущее, навсегда...

Не умеет Клавдия этого, нет. Любовь же и мешает ей, туманит голову, застит белый свет. Оттого это, что росла без матери. Некому было объяснить, вразумить и посоветовать, некому растолковать, что и как бывает в семейной жизни.

А что случилось — то случилось, не исправишь. Лишь бы она не почувствовала, не догадалась. С зятем потом можно будет поговорить по-мужски, узнать, что он думает. Уйти-то он не уйдет — слишком привязан к семье, к детям. Хотя, признавал старый Антипов: нет большого греха для мужчины уйти к такой женщине, как Зинаида Алексеевна. Чего уж там, перед собственной совестью не стоит кривить душой, глупо это...

Вернулся Гаврилов, прервал размышления:

— А вы правы, Захар Михалыч.

— Насчет чего?

— Сто пятьдесят в самый раз оказалось.

— Я знал. — Он подумал, не уйти ли ему домой. Делать больше сегодня все равно нечего.

Точно угадав его мысли, его беспокойство, мастер предложил сам:

— Шли бы вы домой, Захар Михалыч.

— А который час?

— Почти десять.

«В десять Клавдия уложит детей спать, — прикинул он. — Как бы не вышло чего, когда останутся вдвоем...»

— Пожалуй, пойду, — поднимаясь, согласился он. — У Олега все в порядке...

Он не стал, как обычно, мыться под душем. Наскоро ополоснул руки и лицо и заспешил домой. Всю дорогу, отыскивая глазами свет в кухонном окне, старый Антипов думал с беспокойством, как бы не опоздать...

* * *

Случилось то, чего вообще-то не может быть: он и опоздал, и не опоздал одновременно.

Опоздал, потому что Клавдия Захаровна многое поняла и без признания мужа.

Не опоздал, потому что вся правда все-таки осталась неоткрытой, осталась лишь догадкой...

— Сидим? — потирая руки, спросил Захар Михалыч, пристально вглядываясь в лица дочери и зятя. — А на улице мороз, бррр!..

— Сейчас подам ужин, — сказала Клавдия Захаровна, стуча кастрюлями. — Ты чего рано сегодня?

— Делать нечего. — Он вопросительно посмотрел на зятя. — У главного инженера был?

— Был, — ответил Анатолий Модестович и опустил глаза.

— Ну?..

— Кажется, мы изобрели очередное колесо.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — воскликнул старый Антипов удивленно, а Клавдия Захаровна перестала греметь посудой, и он понял, что она внимательно слушает их разговор. — Как же это?

— Новый инструментальный будут строить в первую очередь, так что нет смысла гробить средства на реконструкцию старого.

— Вы зря, выходит, работали? — подала голос Клавдия Захаровна.

— Выходит.

— И ты так легко говоришь об этом!

— Плакать ему, что ли? — сказал Захар Михалыч. — Раз новый цех будут строить, тогда другое дело. А в новом не пригодится, что вы делали?

— Может быть, — ответил Анатолий Модестович.

— Значит, не зря работали, — подытожил старый Антипов.

Клавдия Захаровна молча поставила на стол тарелку, положила рядом вилку.

— Оставь все, я утром помою, — сказала она. — А мы пойдем спать.

— Ступайте. Да потише там, ребят не разбудите.

В полной неясности пребывал Захар Михалыч, ковыряясь вилкой в жареной картошке. Есть не хотелось. Клавдия спокойна вроде, заинтересовалась их разговором, укорила даже мужа, по глазам видно, что не плакала... А все же отводит, отводит глаза, чтобы не смотреть на мужа, и не позвала, как обычно, спать, а вроде сообщила, что они пойдут спать...

И зять хорош. Да хоть бы постороннему человеку, не жене, взглянуть на него — тотчас можно понять, что гложет его что-то, мучает, а женщины на это чуткие, угадливые. Мужик еще только собрался сблудить, еще сам о себе не знает ничего, просто беспокойство какое-то появилось, когда места не найти, куда деться, когда все не так, все плохо и надоедливо, а женщина, если любит, уже поняла: где-то есть другая, соперница.

Всегда знал старый Антипов, что нет большей безнравственности, подлости, чем бросить ради своего интереса детей малых, оставить их без отца, Сколько разбирали таких кляузных дел на парткоме, никогда он не стал на сторону мужчин, уходящих из семьи, хотя и видел, случалось, что невозможно человеку жить. Но долг, отцовский долг превыше всего на свете. Без того достаточно безотцовщины после войны и вдовьих горьких слез.