Вечные хлопоты. Книга 2

— Цирк, а не завод! Честное слово, цирк! — Директор вскочил. — Приходят, уходят, что здесь, проходной двор?.. Тебе любви захотелось, а мне план нужен. Ты вильнул хвостом и — прощайте, а с меня спросят, почему отпускаю специалистов! Как хочешь, Антипов, обижайся на меня не обижайся, а отпустить я тебя не могу, не имею права. Заварил кашу — расхлебывай. Пусть уходит она.

Встал и Анатолий Модестович. Так они и стояли какое-то время друг перед другом.

— Садись, — сказал директор, положив на плечо Анатолия Модестовича тяжелую руку. А сам взял телефонную трубку и попросил секретаршу соединить его с квартирой Кузнецова. — Без ножа режешь, Антипов. И помочь тебе хочется, понимаю я тебя, как мужик понимаю... А может, плевать?

— Не могу, Геннадий Федорович.

— Совесть — это хорошо. Еще бы выдержки тебе, здравого смысла.. — Звякнул городской телефон. Директор схватил торопливо трубку. — А, Николай Григорьевич! Приветствую пенсионера. Как отдыхается?.. Ну вот, а хвастался, что по грибы будешь ездить, на рыбалку... Няньку, выходит, из тебя сделали, не завидую... Не завидую, говорю, твоей новой должности! Сменить желания нет?.. Правильно понял. Дело, понимаешь, сложное. Младший Антипов уходит от нас, переводят его по настоянию главка, а постороннего человека не хотелось бы назначать... Куда переводят? Узнаешь... Приказы начальства не обсуждают, сам знаешь, а выполняют... Давай, жду. Болеть-то долго собираешься?.. Вот и прекрасно.

Он положил трубку и закурил. Потом поднял на Анатолия Модестовича глаза.

— Спасибо, Геннадий Федорович.

— Не мне говори «спасибо», а Кузнецову. Еще главку. Ты прямо в рубашке родился! — Он усмехнулся и покачал головой. — Слезно просят хорошего специалиста на должность главного инженера одного заводика. Завал у них там полнейший. Поедешь?

— Надо подумать.

— Подумай, подумай.

— Какой завод?

— Называется «Завод метизов и нестандартного оборудования». Мы с ними связаны, они выполняют кое-какие наши заказы. Это недалеко от Ленинграда, несколько часов езды. Наш главк. Так что если твердо решил увольняться, если не видишь другого выхода — соглашайся. И повод приличный для всех: переводят в целях производственной необходимости с повышением в должности. Правда, повышение липовое, одно название, что главный инженер. А все-таки!.. Ступай думать. — Директор протянул руку, пожал сильно, заглядывая Анатолию Модестовичу в глаза. — И не делай глупостей. Дополнительных.

— Не буду. — Он попытался улыбнуться.

— И еще: тебя переводят временно, на укрепление. Наладишь там производство, вернешься к нам. А за это время и твои личные дела утрясутся. Так и скажи домашним. Вроде, мол, длительной командировки.

— Спасибо.

— А!.. — Директор в сердцах махнул рукой.

* * *

Клавдия Захаровна спокойно, по крайней мере внешне, приняла известие о предстоящем переводе мужа. Только пересела от стола поближе к теплой плите и плотнее укуталась в платок. Ее знобило что-то.

— Переводят, значит... — обронила чуть слышно. — С повышением... Это приятно, Толя, когда с повышением.

— Повышение ерунда, — сказал он. — Я не хотел...

— Брось. — Клавдия Захаровна шумно вздохнула. — Наверно, так лучше, ты правильно придумал.

— О чем ты, Клава?

— Я ведь все знаю, все-все. — И посмотрела ему в глаза.

— Не понимаю...

— Понимаешь, Толенька. Не надо врать. Думаешь, я ничего не замечала?.. Глупый ты, какой же глупый! Все мужики глупые. А я всегда знала, что ты любишь ее. Молчала, надеялась, что пройдет.

— Неправда, — сказал он и отвернулся.

— Правда, правда. Иди к ней, Толя, иди! Я не держу тебя. Она хорошая, умная, красивая, она будет любить тебя... Молчи, не спорь! Меня не волнует, что будет с нами — со мной и с ребятами. Проживем как-нибудь. Переживет ли этот позор отец? И так он, по-моему, о чем-то догадывается. Ходит, словно туча, хмурый. Пожалуйста, не говори ничего пока ему, ладно? Пусть думает, что тебя действительно переводят временно на другую работу...

— Но меня в самом деле переводят временно! — сказал он. — На год или на полтора, не больше.

— Не надо. Не надо обманывать себя. Иди...

— Ты гонишь меня? — Он шагнул к ней.

— А жить-то как, Толя?.. — Глаза ее наполнились слезами. — Уезжай, уходи, делай что хочешь... Я не могу тебя видеть, не могу! — выкрикнула она.

— Клава!

— Нет, нет! — Она вскочила и выбежала из кухни.

Анатолий Модестович кинулся было за нею, но понял, что это бесполезно. Сейчас бесполезно.

А Клавдия Захаровна лежала, зарывшись в подушку лицом. Судорожно вздрагивали плечи. Ей бы разрыдаться громко, в голос, однако она, кусая губы, сдерживала себя. И странное дело, она жалела всех, в том числе мужа, как будто не он был виноват во всем, и совсем не думала о детях... Эта забота придет позднее, когда самое страшное уже случится.