Вечные хлопоты. Книга первая

А шорох уже совсем близко, песок в воронку посыпался. И заговорили тут двое по-немецки. Ни Антипов, ни Чураков ничего не понимают, но догадались, что фрицы не меньше ихнего боятся, потому что тоже шепотом разговаривают. Ну, раз двое на двое, не так страшно. Антипов жестами показал Чуракову, что вылезать надо (лазейка была оставлена)... Как на счастье, пулемет затарахтел; под этот-то шум они и вылезли из воронки и увидели, что фриц один остался — второй куда-то исчез. Антипов перехватил винтовку за ствол и прикладом фрицу под коленки. Тот охнул негромко и повалился. Чураков на него сверху и рот заткнул.

Героями себя чувствовали, когда возвращались с пленным в свои окопы, а их чуть под военный трибунал не отдали. Младший лейтенант — во всем отряде он один и был из кадровых военных — прямо рассвирепел:

— Кто вам дал право покинуть пост в боевом охранении?! Под суд, под расстрел!

— Да ведь мы пленного взяли... — оправдывался Чураков, не понимая гнева командира.

И Антипов не понимал.

— Один должен был доставить пленного, а другой — оставаться на посту! — кричал младший лейтенант, но уже не так громко. — Рядовой Чураков, немедленно возвращайтесь в боевое охранение! С вами пойдет товарищ Шишов. А вы, Антипов, отведете пленного в штаб батальона. Потом будем разбираться.

Чураков с Шишовым в ту ночь и погибли. Накрыло их в воронке шальным снарядом, хоть и говорят, что два раза в одно место снаряды не попадают.

Антипов тяжело переживал смерть товарищей, словно был он виноват в чем-то...

Может быть, это и впрямь были бои местного значения, потому что воевали в виду завода и до цеха рукой подать. Оглянулся — и вот он, цех, где отработано больше двадцати лет.

Жена, когда Антипов провожал их на Урал, говорила:

— Убьют тебя, Захар. Чует сердце мое, что убьют. Ведь ты стрелять не умеешь...

А сам Антипов, хоть и страшно было ему, не допускал мысли, что погибнет. Словно какая-то уверенность в нем жила. А скорее, надежда. Как у всех, кто побывал рядом со смертью.

Под трибунал Антипова не отдали, даже к медали «За отвагу» представили. Младший лейтенант Сазонов был отходчив. Вспыхнет, накричит — и отойдет тотчас. Понимал, должно быть, что с таких вояк, как Антипов или Чураков, спрос невелик, если прежде они и винтовки в руках не держали. Откуда им знать воинскую дисциплину!.. Сам он был сибиряк и все мечтал, как приедет после войны в Ленинград — памятники, говорил, посмотреть и на могилу Петра Первого сходить. Зачем ему эта могила была нужна, Антипов не мог взять в толк.

— Приеду, — говорил, — Захар Михайлович, к вам в гости. Груздей соленых привезу и рыбки. У нас рыба сама во рту тает. Ее возьмешь в рот, а она тает!..

— Довоевать еще надо, — скажет Антипов.

— Ну, это-то мы скоро управимся! Отмобилизуемся как положено, соберемся в железный кулак и ударим, только пыль пойдет!

Не довоевал...

Отряд попал в окружение. Очень нелепым казалось это Антипову. Да и не только, наверно, ему. Завод в двух шагах, дом, в котором жил, видно, и — окружение. Правда, немцы тоже были окружены, но тогда этого никто не знал, сидели на дне окопов в воде — дожди пошли, отстреливались, ждали...

На пятые сутки ночью поступил приказ по рации: «Прорываться в сторону кладбища».

Похоже, что немцы услышали этот приказ — в атаку бросились. Не выдержал пулеметчик, побежал, прикрывая руками голову. Его мгновенно скосило автоматной очередью. Младший лейтенант Сазонов сам лег за пулемет. Стрелок он был отличный, немцы залегли. А он кричит:

— Кто живой, пробивайтесь на кладбище. Я прикрою.

Где ползком, где короткими перебежками четверо — в том числе и Антипов — добрались до своих. А младший лейтенант погиб.

Наутро все рабочие формирования снялись с позиций. Вместо них пришли в окопы солдаты.

А через несколько дней, уже по Ладожскому озеру, Антипов выехал на Урал к семье.

* * *

Радио заиграло марш, прервав воспоминания Антипова.

Начальник положил трубку.

— Черт бы их всех побрал, — сказал он как-то очень спокойно, точно и не ругался вовсе, а мирно беседовал. — Скоро башка лопнет, честное слово, Михалыч. Все орут: давай, давай, давай! А что я, господь бог, что ли?.. Сам подумай.

— Не бери в голову, — посоветовал Антипов. — Слушай всех, раз должность у тебя такая, а делай как лучше и как надо.

— Ты не возьмешь, другие возьмут. А в общем ты прав. — Он закурил, затянулся жадно, так что папироса сразу почти до половины сгорела. — Очень устал, Михалыч?

Вопрос показался Антипову пустым, однако он ответил:

— Как всегда. На то и работа, чтобы уставать. Я смотрю, и тебе несладко достается, даром что в кабинете сидишь. — Он оглянулся невольно. Кабинет-то одно название, закуток просто.

— Не говори. Другой день от звонков сумасшедшим делаешься.

— Ничего, образуется, — проговорил Антипов и потянулся за папирссой. — Можно?

— Извини, сам не предложил. — Начальник подвинул пачку. — Скоро собственное имя забудешь. И на фронт не отпускают.

— Не всем же на фронт идти. Кому-то и в тылу нужно работать.

— Это верно. — Начальник вздохнул. — Устал я, Михалыч. Как распоследний сукин сын устал.