Вечные хлопоты. Книга вторая

В это время во двор вошел Захар Михалыч. Он ходил за керосином. Эту обязанность он не передоверял никогда и никому, потому что заодно любил зайти в пивную и часок-другой посидеть там за кружкой пива со старыми приятелями. У него были отведены определенные дни для похода за керосином — вторая и четвертая среда каждого месяца. Только часы разные, в зависимости от того, в какую смену он работал.

— Клавдия, — еще от калитки громко сказал он, — почему гостей на пороге держишь?

— И в самом деле! — спохватилась она. — Стоим и стоим, а я и забыла. Проходите, пожалуйста, в дом, милости просим! — И отступила в сторонку, освобождая проход. — Милости, милости просим! — закричала Таня и захлопала в ладоши, радуясь, что у них сегодня гости.

И всем вдруг сделалось весело, непринужденно, само собою исчезло недавнее напряжение, и Анатолий Модестович, взглянув на жену, с удивлением обнаружил, что губа у нее больше не подрагивает.

Клавдия Захаровна приветливо улыбалась...

— Сейчас я поставлю чай... — суетилась она. — Да вы же, наверное, и не обедали еще?

— Спасибо, Клавдия Захаровна, я обедала. Я всегда обедаю на заводе. Поздно домой приезжаю. Честно говоря, и не хочется готовить для себя только. — Зинаида Алексеевна вздохнула. — А у нас в мартеновском цехе очень хорошая столовая.

— Вот правда, что для себя готовить не хочется! — подхватила Клавдия Захаровна. — Я тоже, когда одна, поем чего-нибудь — и ладно. Но вас я все равно накормлю обедом. У меня сегодня борщ. А эти столовские обеды!.. — Она презрительно поморщилась. — Там же на комбижире готовят...

— В дом, в дом, разговоры после! — сказал Захар Михалыч. Он уже отнес керосин в сарай и ополоснул руки.

Друг за другом, пропустив вперед Зинаиду Алексеевну, все прошли через просторные сени в дом. Она огляделась с интересом и, обращаясь к хозяйке, спросила:

— А где же Наташа и Миша?

— Носятся где-нибудь, — ответила Клавдия Захаровна. — Наша Наталья сорви-голова, почище любого мальчишки. А Михаил, тот всюду за ней, как привязанный. Она у нас старшая.

— Они на рыбалке, — объявила Таня.

— И девочка? — удивилась Зинаида Алексеевна.

— Еще как ловко таскает плотву! — с гордостью сказал Захар Михалыч.

— И вы разрешаете им одним ходить на реку? Не боитесь?

— Разрешай не разрешай — все равно удерут, раз на берегу живем. Ничего, образуется. А плавать они оба умеют.

— Тогда я недооценила вашу старшую внучку, Захар Михайлович! — Зинаида Алексеевна вынула из сумочки еще две плитки шоколада. — Рыбакам, — сказала она и протянула шоколад Клавдии Захаровне.

— Напрасно вы это...

— Дети же, что вы! А в следующий раз буду умнее.

Она скоро исполнила свое обещание и через день уже, когда пришла снова работать, принесла для Миши игрушечный пистолет, а для Наташи альбом с марками, среди которых несколько было редких.

— Господи, какая прелесть! — не скрывая восхищения, воскликнула Клавдия Захаровна, разглядывая пистолет. — Никогда не видела ничего похожего. Где вы достали такой?

— Лежал дома с лучших времен...

— Вот ребята будут рады-радешеньки! Спасибо вам! И надо же так угодить каждому. Наталья ведь собирает марки.

Анатолий Модестович понял, что подарки выбраны не случайно. Но откуда Зинаида Алексеевна знает, что Наталья коллекционирует марки? Пистолет ладно, нетрудно догадаться, что обрадует мальчишку...

— Не ломайте голову, — сказала Артамонова, улыбаясь лукаво. — Это тоже секрет фирмы.

— Надеюсь, последний?

— Как знать!

* * *

Много странного, необъяснимого открылось Анатолию Модестовичу в этой женщине. Столько лет проработали вместе, а получается, что он совершенно не знал ее. Мир, целый мир, спрятанный прежде за ироническим, насмешливым характером и напускной холодностью. Но, правда, ничего не знали о ней и другие. Как живет она, с кем встречается, кто ее друзья, а кто — недруги, что занимает ее мысли, отчего постоянно бывает в каком-то напряжении, а порой и просто злая, раздражительная, точно старая дева, неожиданно открывшая секрет своей извечной тоски? Ни с кем Зинаида Алексеевна не делилась ни радостями, если они случались в ее одинокой жизни, ни огорчениями; ни с кем не бывала вполне откровенной, зато женщины и относились к ней с неприязнью. Быть может, некоторые и жалели, что Зинаида Алексеевна не дает повода для злословия, без чего месть за скрытность и сдержанность вовсе и не месть.

Зинаида Алексеевна умела беречь свое право на независимость, на собственное мнение, с каким бы авторитетом оно ни расходилось, но также умела спокойно, с достоинством признаться в своей ошибке, если убеждалась, что не права. И в этом более всего, пожалуй, проявлялась сила ее характера.

Все это Анатолий Модестович знал и прежде, хотя и случалось ему думать о ней как о женщине своенравной и не в меру самолюбивой. А странности стали происходить, когда она появилась в антиповском доме.