— Про вашу работу расспрашивал, — продолжал выдумывать старый Антипов, — а я и не знаю, что сказать...
Анатолий Модестович вдруг понял, зачем тесть врет, и сделалось ему совсем уж стыдно, он отвел глаза и сказал:
— Зинаида Алексеевна подала заявление на расчет.
— Какое еще заявление? — притворился Захар Михалыч.
— Ты с ума сошел! — воскликнула Клавдия Захаровна. — Чего это она надумала?..
Это был очень подходящий момент, чтобы признаться в случившемся, признаться сразу и тестю и жене, покончив разом с мучительной неизвестностью, очиститься и — будь что будет, потому что не мог Анатолий Модестович больше скрывать правду, делать вид, что ничего не произошло. И он бы признался, если бы старый Антипов не опередил его.
— Мало ли, — сказал он. — У каждого человека свои дела, свои резоны. Скоро подашь борщ, что ли? — обратился он к Клавдии Захаровне, и Анатолий Модестович догадался, что тесть не хочет, чтобы он признавался.
— Даю, даю, — отозвалась Клавдия Захаровна. — Толя, сходи за сметаной, она в сенях на полке. В литровой банке, увидишь.
Он вышел в холодные сени, постоял, привалившись к двери, и полез рукой на полку. В темноте — свет не зажег — не заметил стоявшую с краю банку с вареньем, задел ее локтем, и банка упала, ударившись о ступени.
— А, черт! — выругался Анатолий Модестович.
Тотчас открылась дверь, вспыхнул свет.
— Что такое? — спросила Клавдия Захаровна испуганно.
— Да вот, разбил варенье...
— Господи, а я-то подумала!.. — Она достала сметану и подала мужу. — Иди, ешьте, я уберу здесь.
— Кажется, вишневое, — пробормотал он. — Жалко.
— У нас еще есть. Это ребята блудили и, наверно, на край поставили, сорванцы.
В сени выскочил Жулик, принюхался и стал лизать варенье.
— Пошел вон! — прогнала его Клавдия Захаровна. — Стекло здесь битое, нельзя.
Обедали молча. Лишь время от времени старый Антипов, не поднимая головы от тарелки, настороженно смотрел на зятя.
Анатолий Модестович попросился на прием к директору. И был удивлен, что директор сразу же принял его.
— Ну-с, с чем пожаловал, подпольщик? Кури. — Он придвинул папиросы. — Зол я на тебя, Антипов. Не стоило бы принимать, да уж ладно. Рассказывай, что еще стряслось?
Анатолий Модестович молча выложил на стол заранее приготовленное заявление. Директор бегло прочитал.
— Я слушаю, — сказал спокойно.
— Отпустите, Геннадий Федорович.
— С какой стати я тебя отпущу? Основания, где основания?!
— Так надо, — тихо проговорил Анатолий Модестович.
— Для тебя надо так, а для производства иначе. Личное, что ли?
— Личное.
— Антипов, Антипов!.. — Директор укоризненно покачал головой. — Не столько наработал, сколько натворил. Объяснить можешь? Можешь ты мне растолковать, что у вас происходит в цехе? Сначала Кузнецов, вчера через секретаря передала заявление без твоей резолюции эта Артамонова, теперь — ты!..
— Ее не отпускайте! — воскликнул Анатолий Модестович.
— Позволь мне решать, кого отпускать, а кого нет! У вас с ней что, любовь или так, легкий роман?
— Это она вам сказала?
— У меня пока есть собственные глаза. И уши, между прочим. А ты забыл, что нельзя амурничать, где живешь и где работаешь! Или дома не ладится?
— Дома все хорошо.
— Тогда, извини, я ничего не понимаю. — Директор развел руками. — Шлея под хвост попала? Бывает, не ты первый, не ты последний. Жена знает о твоих делишках?
— Догадывается, по-моему. — Анатолий Модестович вздохнул.
— А тесть?
— Что-то знает.
— Ситуация! Куда ты надумал пойти?
— Была бы шея, хомут найдется. — Он усмехнулся невесело.
— Именно хомут. А с семьей как?
— Еще не решил.
— Ну, вот что... — Директор встал. — Давай отпустим эту Артамонову, хоть и жаль. Сейчас я найду ее заявление, ты подпиши...
— Нет, Геннадий Федорович, нельзя. Это было бы подло с моей стороны. Да и работу мне легче найти, чем ей.
— О работе не волнуйся, я помогу ей устроиться.
— Нет.
— Ишь, упрямый какой! О совести заговорил, а когда блудил — не думал об этих высоких понятиях?
— Не блудил я, Геннадий Федорович. Ничего у нас не было, даю вам слово!
— Но тогда... — Директор сел. — Выходит, любовь? Семья же развалится, Антипов! Такого не переживет твой тесть.
— С ним я поговорю. Он поймет.
— Может, и поймет, если захочет. Но легче ему от этого не будет. По заводу сплетни поползут... И без того уже хватает. Что ты жене скажешь?
— Не знаю, придумаю что-нибудь.
— Женщину, Антипов, не обманешь, не проведешь, это я тебе говорю точно. Нам только кажется, что они не знают ничего, только кажется. На самом-то деле мы еще не подумали налево вильнуть, а они чувствуют. И не думай признаваться! Женщина терпит много, пока уверена, что мужчина не подозревает о том, что она все знает, понял? Учти этот момент. — Он опять встал, вышел из-за стола и сел в кресло напротив Анатолия Модестовича. — Допустим, я тебя отпущу. Допустим... А где я возьму человека на твое место? Рожать начальников цехов не умею. Вообще не умею рожать.
— Может, Николай Григорьевич согласится вернуться?