ВЕЧНЫЕ МЫ

А завязнешь в сегодня — поезд уйдёт, останешься ни с чем. Как попаданцы в прошлое — знаешь, был такой жанр? Сначала восторг, лиса в курятнике, вот я им сейчас мозги-то прочищу... споришь там с Честертоном каким-нибудь, с правыми и левыми, с Фрейдом воюешь (но и ужасаешься его силе вблизи). Обильно публикуешься, ездишь, разоблачаешь, раскрываешь глаза. На сколько-то лет хватит завода, да и результаты будут подпитывать, почему не быть результатам (конечно, не таким, о каких мечталось, но всё-таки). Насколько-то ты будущее приблизишь, спору нет. Но в глазах будет — тоска. И чем дальше, тем хуже. Твой поезд, _настоящий_ твой, ушёл, и не догнать его никогда. Даже не представить, где он сейчас катит. Там твой настольный свет от скорости дрожит! Да, там не поразишь никого прозрениями, не повозишь дурачин мордой об стол, но зато увидишь _новое_, и сама откроешь, уж открытий-то хватит на всех. А «здесь» — «всё понятно», без просвета, «сколько нам ещё идти, отец», «до конца, мать». Нужная тяжёлая работа, обречённость.

И вот это мы и есть: не высокомерие и брезгливость, а убегание безнадёги настоящего. Строим свой поезд, чтобы вернуться назад, то есть вперёд — хоть сколько-то вырваться. Мы настоящие попаданцы, потому что совсем не мечтали именно в сюда угодить. Nous sommes ailleurs.

И ты тоже.

Самое невероятное, самое сказочно чудесное: что _ты_, моя ты, Элли Долгого Озера, Сказавшая Да На Мосту Четырнадцати Шагов — ты наша, ты одной крови, ты будешь с нами.

Здесь наш сад, наш лес, наше море. Злость — только на границе, а чтоб меньше злиться, просто отодвигаем границу подальше. Мы — Outside the Asylum, выход из сумасшедшего дома, ещё одна попытка, очередная. (Поудачнее многих so far, насколько могу судить!)

Настоящее нельзя не бичевать (кстати, любое, как любое было когда-то будущим, как и любое станет романтическим прошлым), но от этого костенеешь. Мы ведь не боги, чтобы бесконечно любить «всё» и не скисать от него, не беситься, не опускать рук. Мы ищем локальный оптимум сиюминутной радости и вечного счастья. Отсюда наше самодельное, налегке, будущее. Ручей, очаг и ложе.

Половина бед человечества оттого, что чем ты умнее, тем невыносимее тебе ломиться в открытые двери. Учимся учить и учиться. Поэтому нужна тишина.

Я постараюсь выбраться на след. неделе, вернее всего в среду. Очень много работы сейчас, два больших проекта к Равноденствию выкатываем <...>

Тебя страшно не хватает. Особенно по ночам. И по утрам! А уж вечерами... Днём вообще на стенку лезу...

 

Пиши каждый день.

 

Хоп!

5. РАЗВЯЗАТЬ ЛЕНТОЧКУ (КАТЯ)

ИДЕЯ: заначки. М. не любит на природе, Э. тоже вроде не очень, кажется просто неудобно им, особенно в лесу, но и заметно что хочется иногда. Надо сделать, должно быть несложно. Запаянный стерильно комплект: подстилка с подогревом, полог?, простой вибр, смазка, и все это спрятано где-то в удобном месте — в ветвях, в пещерке, у реки за камнем etc. Каждый знает свои заначки но не знает чужих. Смысл — что не надо бежать в дом из хорошего места где оказались, где увидели друг друга, но и не надо кряхтеть и приспосабливаться, а протянуть руку и сразу сделать шёлково, чисто, домашне, тепло, прямо в лесу или на горе. И поебаться всласть среди цветов и облаков, не колет, не кусает, хорошо! Важно: использованные сворачиваем, уносим домой, вот, это место как бы уже вылюблено этим летом, не надо повторений; а зимой пополняем заначки, прячем на прогулках под снегом подарки для лета. Комплект должен быть оч. маленьким в упакованном виде, поставить серию. Может, даже зимний комплект получится, посмотреть какие нагреватели есть. И лежали они в обнимку в сверкающем снежном лесу, эх.

ФИК: планета дев. Раз в много лет им забрасывает из космоса одного мальчика: начинается сезон семейный, уставшие от жизни могут родить девочек и наконец уйти (улететь?). Дев миллионы, и они бессмертны, а мальчик нет, ему предстоит здесь вырасти, прожить, состариться. Зачинают буквально от прикосновения, поначалу очереди, конвейер, но вскоре отсеиваются несколько — любовь, хотят быть с ним всю его жизнь. Но и другие, миллионы, ждут семени, и ближний круг начинают раздавать из себя: когда он затихает, дева целует его и летит в один из Храмов Семени, на семи холмах, и возлегает на ложе, и раскрывается, и тысячами проходят перед ней, целуют орошённую розу, вздыхают, улыбаются, улетают вынашивать.

А мальчик бегает по планете, легконогий, голый, только пенис стянут и привязан к яичкам ленточкой, чтоб не мешало бегу, как греки делали на олимпиадах. Девы не осаждают его, но поглядывают... иногда, редко, он высматривает незнакомку, подходит, смотрит, целует, даёт развязать ленточку. Никто не отказывает. Тем более что не связанным Клятвой Семи в храм нести не нужно, можно всё оставить в себе, полную порцию, безумная избыточность, роскошь, богатство, блаженство. Никто и знать не будет поначалу, а ты просто выносишь себе совсем свою — капельку, деву внезапной любви. (У таких капелек потом особый статус, конечно.)