Читаем Вечные мы полностью

Потом — вот как быть с тем, что главных мест на теле два (второе — лицо, понятно) и на таком расстоянии, переезды между ними занимают кучу времени и неуклюжей логистики, особенно когда участников больше двух. («Участников», ёлки, ну как можно так писать! А как?!). Или ещё вечная проблема — заправить, к сожалению наши органы незрячи и сами друг в друга не ныряют, разве что в одной определённой позе, а хочется-то всегда и по-разному. И т.д. со всеми остановками. Просто руки опускаются. А с другой стороны — мы ведь здесь тьму подобного рода проблем научились-таки решать, опытом, тыком, многое теперь делаем быстро и не без изящества, притёрлись, чувствуем. Но красива ли эта притёртость? Быстрота привычности равна ли быстроте танца и искусства? Не знаю, ничего ещё не знаю. Но когда смотришь как двое лежат, тесно, сладко, умело, жарко, ебутся — да, да! ну вот надо это миру, надо видеть и понимать, надо позарез. Мир, лови. Чего молчишь, поймал что ли.

Эй, а не поломаю ли я всё тут своими затеями?! Прощай свобода, все начнут зажиматься, вспоминать как надо, бояться что опять сделал некрасиво... с меня станется. Хорошо, заранее сообразила (пока пишешь, всё обдумывается). Что надо: никаких поучений и окриков, только пример, показ, пересмотр лучшего. Может, ещё упражнения специальные для каждого, но это уже близко к поучениям. Вообще двигаться только эволюционно (а иначе и невозможно ничего ценного сделать, только маленькими шажками). Бесчисленные пробы и отбор, отбор до посинения. Снимать вообще круглосуточно, карусель в спальне always-on; посмотреть как можно снимать в темноте и какой есть софт, чтоб вырезать пустые куски (это просто) и неинтересное (по каким параметрам?). О, и настоящие танцы тоже нужны, конечно, чтоб выучиться наконец телом владеть. Маша пусть уроки даёт. И пения заодно — нельзя фальшивить, как нельзя плохо пахнуть. Я! из нас! сделаю людей!!! Ха. Не зарываться, не зарываться.

пожалуйста на Эллиньку не давить, особенно. Дайте ребёнку привыкнуть немного, что вы в самом деле, налетели все.)

А самое, конечно, трудное — в конце. Оргазм! Обожаю наши рыки и крики, прекрасно искажённые лица, конвульсии, удары со всей дури уже, не разбирая куда. Не видев человека таким, его и не полюбишь по-настоящему. Но здесь-то это даже не похожесть и не эволюционная конвергенция, а буквально те же самые механизмы в мозгу, в мимике, в теле, что и при страшной боли, при мучительстве. Другой только знак, полярность. И ничего нельзя пригладить и облагородить, никак, и не нужно, это прекрасно, этого я никому не отдам. Хочу кричать и плакать, и заставлять их. И потому альтернативы нет: извини-подвинься, но мы будем медленно и трудно перетягивать восприятие этого. Не отказываться от бурности и слёз, вот ещё, а просто забывать, что так же бурно бывает и когда больно. Забывать, что бывает больно. Да, фантастика, но это единственная дорога, я уверена, и лучшая. Как улыбка развилась из угрожающего оскала — а сам оскал исчез. Не просто разорвать связь между «эросом и танатосом», как мы вот разорвали же, а нафиг, нафиг этот ваш танатос целиком! Телесное страдание не должно существовать вообще, ни одна же душа им не просветлилась никогда.

12   НА НОСУ БЕССМЕРТИЕ (ЭЛЛИ)

<...> эвопси нашего домостроя, всю ночь и полдня сегодня. Разумеется, вперемешку с сексом. Трахаться и лекции читать, как иначе в этом сумасшедшем доме. Вдох-выдох: типа говорим-говорим, тянем сколько хватит сил, киваем, умные вопросы задаём, надуваемся пониманием... и лопаемся, в конце концов, не выдерживаем, бросаемся, потому что ну невозможно же. Раз шесть? Но это ладно, счётчики пусть Катя изобретает, а вот из лекций-то что удержалось в памяти, надо записать. Даже не запомнить, а обдумать, да и поспорить с кое-чем. Когда с ним, я же и до сих пор... какое там спорить...

И какие же глупости я тут писала (перечитав). Я его люблю, хватит расковыривать. Вообще хватит истерик, ну сколько можно! Вчера ведь с чего началось: всего-то чуть больше суток у меня ни с кем не было, сидела у себя, «одна». И не то чтобы запершись сидела, всё как обычно, мало ли дел, ходила, говорила со всеми, улыбалась даже, кажется. Но «одна». А он... взял и пришёл. Ровно когда я уже завыть была готова. Заорать на весь дом, тыча в этот несчастный знак, уже и вышла даже... Но он успел. Догадался. «Дошло»! Как мы там не покатились вдвоём по лестнице, не знаю уж, тут у меня провал как обычно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»
Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Первое научное издание текстов двух русско-еврейских писателей, теоретиков и практиков радикального анархизма первой пол. XX в. Кроме прозаической утопии-поэмы «Страна Анархия» (1917–1919) и памятки-трактата «Первый Центральный Социотехникум» (1919), в него вошли избранные статьи и очерки из анархистской периодики. Тексты прокомментированы и дополнены более поздними материалами братьев, включающими их зарубежные публикации 1930–1950-х гг., специально переведённые с идиша и с английского для наст. изд. Завершает книгу работа исследователя литературной утопии Л. Геллера, подробно рассматривающая творческие биографии Гординых и связи их идей с открытиями русского авангарда (Хлебников, Платонов, Малевич и др.).

Абба Лейбович Гордин , Братья Гордины , Вольф Лейбович Гордин , Леонид Михайлович Геллер , Сергей Владимирович Кудрявцев

Биографии и Мемуары / Экспериментальная, неформатная проза / Документальное
Двенадцать
Двенадцать

Все ближе 21 декабря 2012 г. — день, когда, согласно пророчеству древних майя, истечет отмеренный человечеству срок. Все чаще звучит роковой вопрос: погибнет ли наша планета или мы сможем шагнуть в новую, более милосердную и справедливую эпоху?..Детство Макса прошло в мире красок и чисел, и до шести лет он даже не умел говорить. В юности он перенес клиническую смерть, при этом ему являлись двенадцать загадочных силуэтов, в каждом из которых было начертано некое имя. Не в силах постичь смысл этих вещих имен, он тем не менее сознавал их исключительную важность.Лишь спустя восемь лет Макс, уже окончивший два университета, встретил первого из Двенадцати. Эта встреча положила начало провидческому пути, на котором он стремится познать тех, с кем его непостижимым образом связала судьба. Возможно, он получит и ответ на главный вопрос: что произойдет 21 декабря 2012 г.?Новый мировой бестселлер — завораживающий поиск разгадки одной из главных тайн человечества и путь к духовному просвещению каждого из нас.

Уильям Глэдстоун

Экспериментальная, неформатная проза