— Вы меня успокоили. — Повернувшись, она заметила открытый сундук возле лестницы. Шляпа с пером лежала поверх черного атласного плаща. — Что это такое'
— Пережитки прошлого. — Бен улыбнулся. — Помню, как в дождливые дни играл здесь. Когда я надевал эту шляпу, то становился героем, который картонным мечом сражался за правду и справедливость.
Она улыбнулась, представив себе эту картину. У нее сохранились подобные впечатления от дома бабушки.
— А злодеем вы никогда не были? Его улыбка исчезла.
— Нет. Это всегда была роль моего брата. Он считал, что героем быть скучно, а вот злодеем — забавнее всего. Если и было что-то, что умел делать Уин, — так это забавляться.
Он резко отвернулся, губы его сжались.
— Идем?
Энни спускалась за ним вниз по ступеням, думая об этом внезапном изменении настроения.
Достигнув второго этажа, они пошли дальше, в главный зал, куда их поманил свет камина.
Когда они проходили мимо высоких напольных часов, Бен остановился.
— Странно.
— Что? — Энни повернулась к нему.
— В течение семидесяти лет часы не отставали и не спешили ни на минуту.
Энни подняла бровь. Часы остановились в семь сорок пять.
— Это было несколько часов назад. Бен кивнул.
— Сразу после первого удара грома. Но почему? Ведь они работают не на электричестве.
Энни пожала плечами.
— Может, батарейки сели.
— Здесь не нужны батарейки. Они заводятся при помощи, этих гирь. Видите?
Он потянул за цепь, но ничего не произошло.
Озадаченный, Бен поднес свечу ближе, изучая механизм. В этот момент в окна ударил порыв ветра, загасив обе свечи. Если бы не огонь камина, они бы оказались в полной темноте.
— Пойдемте. — Бен направился к камину и зажег несколько свечей.
Он кивнул на виски на столе.
— Хотите выпить? Она покачала головой.
— Нет, спасибо. Я бы выпила кофе. Но, думаю, без электричества об этом не может быть и речи.
Он немного подумал, потом сказал:
— Я сейчас.
Через несколько минут он вернулся с медным чайником и двумя чашками.
— В кофейнике еще оставалось немного кофе. Думаю, мы сможем подогреть его.
Вскоре комнату наполнил чудесный аромат. Бен наполнил чашки и подал ей одну.
— Ммм. — Энни отпила кофе и подняла свою чашку, словно провозглашая тост. — Чудесно. Я чувствую себя намного лучше.
— Да. Я тоже. — Особенно сейчас, отметил он про себя, когда у него была возможность полюбоваться этими длинными ногами, прежде чем она подогнула их под себя, устроившись на диване.
Поставив кофе, подбросил в огонь еще одно полено. Потом взял чашку и присоединился к ней.
— Еще не готовы идти спать? Она покачала головой.
— Кажется, я еще слишком нервничаю. Думаю, я еще никогда не слышала такого грома, который бы потряс дом до основания.
— Может быть, это потому, что мы находимся так близко к воде. Хотя я тоже не припоминаю такого сильного шторма. — Он выпил свой кофе и бросил взгляд в ее сторону. — Мне понравилась эта вещь, которую вы надели на ночь. Ни разу не видел, чтобы «Пакерсы» (Популярная команда по американскому футболу («Packers») из города Грин Бэй (штат Висконсин), основана в 1919 г.; судя по всему, на Энни была форменная футболка именно этой команды) выглядели так классно в своей форме.
Эта неожиданная шутка заставила ее рассмеяться.
Какой чудесный смех, подумал он. Нежный, светлый, звонкий, как колокольчик. От этого ему стало легче на сердце.
Он старался не думать о том, как туго обозначилась ее грудь под облегающей рубашкой.
— Расскажите мне о себе, Энни Тайлер.
— Рассказывать особо нечего. Я выросла в Санта-Барбаре.
— Очень красивое место. Братья или сестры есть? Она покачала головой.
— только я. Мои родители погибли, когда мне было пятнадцать.
— Как?
— Авиакатастрофа. Они летели осматривать очередной земельный участок, продажей которого собирались заниматься. — Она отхлебнула кофе с задумчивым видом. — Бабушка — вот и вся моя семья, которая осталась. Она прилетела, чтобы утешить меня, да так и осталась на следующие три года, пока я не поступила в колледж. Потом она вернулась домой, в Мэн, а я поехала в Смит. И последние два года, после того как она перенесла удар, уже была моя очередь помогать ей.
Она сказала все это просто, не вдаваясь в детали, но Бена заинтересовало то, что она опустила. У нее могла бы быть карьера. Свое жилье. Своя жизнь. Но она просто упаковала вещи и отправилась в Мэн, чтобы быть с бабушкой, не думая о том, от чего отказывается.
— Почему вы здесь остались? Почему не вернулись в Нью-Йорк?
Энни пожала плечами.
— Надо еще кое— что закончить. — Она вспомнила о все еще неоплаченных долгах, о тех нитях в своей жизни, которые оказались оборваны, и об одиночестве, которое иногда ощущала при мысли о том, что она последний член семьи, оставшийся в живых. — Кроме того, я решила, что мне нравится Транквилити. Люди. Темп жизни. Постепенно это место становится моим домом. — Она повернулась к нему. — А вы какое место считаете своим домом?
— Главным образом Сан-Франциско. У меня там жилье. И еще одно в Нью-Йорке. Но ни одно из них не считаю своим домом.
— тогда почему там остаетесь? Он пожал плечами.