Мэй Мур уставилась на собственные руки, которыми она судорожно обхватила колени.
— Нет, — призналась она. — Я так не думаю. И ты не будешь так думать, когда все это просмотришь.
С этими словами мать Хейвен встала и направилась к двери.
— Прости меня, Хейвен, — сказала она, обернувшись. — Я не должна была так долго это прятать от тебя.
Хейвен принялась читать листок за листком, и все, что она так старательно пыталась забыть, начало к ней возвращаться.
ГЛАВА 10
Куда: Общество «Уроборос»
[3]17, Южный Грамерси-парк,
Нью-Йорк, 10003.
Кому: Всем, кого это заинтересует.
Начну с того, что меня воспитывали в христианском духе, но первые двадцать восемь лет моей жизни я не слишком задумывался о жизни после смерти. И все же я — не из тех, кто отворачивается от того, что видит собственными глазами.
Мой дочери девять лет, и с самого раннего детства она говорит о ком-то по имени Этан. В первый раз я услышал, как она говорит о нем, когда проходил мимо ее комнаты. Дверь была приоткрыта, и я услышал, как дочка шепчет. Помнится, она сидела на полу, рассадив вокруг себя кукол, и разговаривала с кем-то невидимым. Глаза у нее были какие-то стеклянные, будто она впала в транс. Она сказала:
Вы можете себе представить, как обескуражил меня такой ответ дочки. Но Хейвен всегда была необычным ребенком, и я решил, что она просто придумала себе друга. Спустя какое-то время я решился задать дочери несколько вопросов. Сначала она мне сказала, что ей очень нужно разыскать этого Этана. Я спросил, где она собирается его разыскивать, и она ответила, что в Нью-Йорке. Сказала, что он будет там ждать ее. Она говорила и говорила, и я вдруг понял, что она знает о многом таком, о чем знать не должна и не может. Например, она отлично знала названия различных районов на Манхэттене. В Нью-Йорке никто из нашей семьи не бывал, но я не поленился, поискал в Интернете те названия, которые произносила моя дочка, и обнаружил, что она права. «Наверное, она слишком много смотрит телевизор», — подумал я. Но некоторых магазинов и ресторанов, которые она упоминала, с двадцатых годов уже не существует, поэтому она никак не могла увидеть их в какой-нибудь телевизионной программе.
И вот тогда я начал думать о том, что Хейвен как бы вспоминает другую жизнь. Я старался записывать все мои разговоры с ней. Разговоров пока что было не так много. Хейвен всегда была замкнутым ребенком, и на мои вопросы она отвечает не всегда. Но я начал…
Свободное место на страничке закончилось. Остаток письма был утрачен.
Хейвен нахмурилась. Вид у нее стал такой обескураженный, что я побоялся, как бы она не перестала со мной разговаривать.