Вернувшись назад, Бакаев затаривался в магазине, что стоял в переулке, как говорится, под завязку; с таким расчетом, чтобы семья его друга была обеспечена качественными продуктами минимум на неделю. Вообще, денег на эту семью Бакаев не жалел. На себя ему свои доходы тратить было просто некогда. Его стараниями девушки были одеты на все случаи жизни и как картинки из модных журналов. Он с удовольствием подарил бы им по машине, но справедливо опасался, что этот подарок не будет принят. Зато он подарил девушкам два компьютера, очень нужные им для учебы.
После успешной вылазки Бакаев с девушками сервировал столик возле постели больного. Завершив дружеский ужин, Бакаев возвращался к охране и уезжал домой.
Вот эти-то вылазки Бакаева и явились слабым звеном в безупречной цепи, на которой Пелудь держал своего шефа. Я тщательно изучил Бакаевские «походы» с целью определить наилучший момент для его ликвидации.
На первый взгляд казалось, что лучшего места, чем малолюдный переулок, не найти. Но это было только на первый взгляд. Переулок никогда не был совершенно пустынным, когда по нему проходил Бакаев. Пришлось бы убирать всех свидетелей, а в первую очередь спутницу Бакаева. Это было хлопотно. Настоящий хроноагент старается обойтись без этого. Из тех же соображений не годились ни магазин, ни универсам, ни кафе, ни вагон метро. А вот толпа при выходе с перрона после прибытия поезда была идеальной средой для этой цели. В этой толпе можно было подобраться к Бакаеву вплотную. Шум отходящего поезда перекроет и без того негромкий звук выстрела пистолета с глушителем. Падение жертвы можно представить как сердечный приступ; вызвать по сотовому телефону «Скорую», оказать первую помощь, броситься к выходу из метро встречать врачей и исчезнуть без следа. Это был, на мой взгляд, идеальный вариант.
Я уточнил время, в которое Бакаев будет совершать очередную вылазку и смоделировал на этот момент прогноз встречи Бакаева с Чесноковым. Картинка получилась до того четкая, что я даже облизнулся от удовольствия. Никаких наслоений, никаких раздвоений. Значит, Чесноков принял точно такое же решение. А он далеко не глуп, этот агент ЧВП! «Брось, Андрэ, — сказал я себе, — Он-то точно не глуп, в этом нет сомнений. А вот ты нисколько не глупее его, раз сумел расшифровать его замысел».
Единственное, что я не смог выяснить, это на какой станции Чесноков осуществит свою акцию. Стены и колонны с характерными приметами и названием станции были размазаны. Но это уже было не суть как важно.
Оставалось выбрать объект внедрения. Тут я долго не раздумывал и решил внедриться в одного из охранников Бакаева. Во-первых, не возникало проблем с приобретением оружия. Мне нужен был пистолет Стечкина с глушителем. Именно такие пистолеты и были на вооружении у охранников Бакаева. Вообще-то, по штату им глушители не полагались. Но я знал, что эти бывшие спецназовцы не любили лишнего шума и глушители при себе имели. Во-вторых, я без всяких проблем оказывался в эпицентре событий.
Магистр план операции одобрил и благословил меня на дело. Катя на прощание, вопреки своему обыкновению, даже не всплакнула. Она знала, что на этот раз, хоть я и буду работать против ЧВП, никакого риска для меня почти нет. Был только риск, что я могу опоздать на мгновение, и тогда операция провалится. Но я не менее десяти раз просмотрел сцену покушения в различных ракурсах и запомнил её с точностью до секунды.
Утром я проснулся в теле Бориса Гришина, охранника из команды майора Пелудя. До заступления на смену было около шести часов. Жены ещё не было, она работала в больнице и была на ночном дежурстве. Я позавтракал, накормил сынишку и отвёл его в детский сад. У меня оставалось ещё порядочно времени, и я решил пройтись по Москве.
Я был в этом городе всего третий, точнее, четвёртый раз. В 39 году мы с Сергеем Николаевым после училища ехали к месту службы в Ленинград и заехали к его родителям. В мае 41 нас с ним вызвали в Москву, где формировалась новая дивизия. Правда, служить мне в ней не довелось. На другое утро я проснулся в Москве 91. Тогда я там прожил до сентября. В сентябре я случайно встретил постаревшего на пятьдесят лет Серёгу. На него напали какие-то отморозки. Я вступился, но меня сзади ударили по голове арматурным прутком. И я прямо с Большой Полянки оказался в Монастыре.