Вечный бой

Лаборатория биохимии микробов несколько лет занималась изучением лизоцима, открытого Флемингом, и бактерицидных свойств плесени. Ей-то и было поручено создать отечественный пенициллин. Сроки не оговаривались, но всем было ясно, что он необходим как можно скорее: война.

В лаборатории оставались только женщины. Все мужчины ушли на фронт: в медсанбаты, госпитали.

«Время, — любила повторять Ермольева. — Самое драгоценное сейчас для нас — время».

И чтобы не терять его, сотрудники лаборатории перешли на казарменное положение.

«У нас прекрасные условия для научных поисков, — шутила Ермольева. — Сырые подвалы — излюбленные места пребывания плесени. Любой миколог нам может позавидовать».

Раскрытые чашки Петри с питательной средой стояли повсюду. Они были улавливателями спор, летающих в воздухе. Кое-где пятна плесени покрывали кирпичные стены и сводчатые потолки.

Платиновой петлей, обожженной в пламени спиртовки, плесень переносилась на агар-агар, засеянный патогенными микробами; стрептококками, стафилококками, возбудителями газовой гангрены. Через сутки чашки Петри вынимались из термостата, и всякий раз результаты эксперимента оказывались обескураживающими: колонии микробов спокойно соседствовали с очередным штаммом плесени.

Шел 1942 год. Немцы рвались к Волге. Все туже стягивалось кольцо вокруг пылающего Сталинграда. В городе горело все — даже земля и камни. Горела сама Волга. На Кавказе, овладевая перевалами, наступали егерские дивизии. Над высочайшей вершиной Европы Эльбрусом развевались флаги со свастикой. Казалось, исход войны предрешен. Со дня на день в Берлине ждали безоговорочной капитуляции СССР...

В подвальной лаборатории второй год тщетно искали чудодейственную плесень. Уже было испытано девяносто две ее разновидности — не было нужной плесени.

Быстро наступала осень — вторая военная осень. В водостоках гремели дожди, и шум их походил на близкий стрекот крупнокалиберных пулеметов. На стенах подвала проступала холодная влага. Чадили и гасли отсыревшие фитили спиртовок. Руки зябли постоянно. Волглая одежда неприятно липла к телу. В лаборатории испытывался плесневой грибок Реnicillium crustosum. Он был найден здесь же в подвале и мало чем отличался от своих девяноста двух собратьев, испытанных ранее. Округлое пятно плесени, появившееся на агар-агаре, напоминало медную монету, покрытую зеленоватым налетом.

— Окраска этой плесени мне кажется несколько необычной, — заметила Ермольева, разглядывая чашку Петри. — Цвет патины.

— А у меня другие ассоциации, Зинаида Виссарионовна, — улыбнувшись, возразила Белезина. — Цвет изумруда.

Чашку Петри засеяли микробами и поместили на сутки в термостат. Плесень остановила рост микробных колоний. Агар-агар вокруг нее был чист. Это была первая удача, в которую никто пока в лаборатории не верил.

Держа в руках чашку, Ермольева недоверчиво покачивала головой.

— Право, уж не сон ли это?

Эксперимент повторили. В ту ночь в лаборатории никто не спал. Все с нетерпением ждали утра.

И снова агар-агар вокруг плесени оказался чист. От края плесени до ближайшей стафилококковой колонии было около двух сантиметров. Плесень Penicillium crustosum выделяла вещество, уничтожающее патогенных микробов.

— Пожалуй, вы были правы, Тамара Иосифовна,— сказала Ермольева Белезиной. — Это не патина — изумруд. Но как выделить из него пенициллин?

— Попытаемся вырастить плесень на жидкой среде, как это делал Флеминг.

Платиновой петлей грибок был перенесен в плоский сосуд с мясо-пептонным бульоном. Через трое суток всю поверхность бульона покрыла зеленовато-белая пленка. К шестому дню она изменила свою окраску и сделалась ярко-зеленой с редкими вкраплениями золотистых островков. К двенадцатому дню сосуд заполнила толстая войлочная масса со множеством золотистых капелек.

Ежедневно пипеткой брались пробы среды, на которой росла плесень. Капельки этой желтоватой жидкости помещались в желобки, вырезанные в агар-агаре, который засевался микробными культурами и помещался в термостат. Пробы, взятые на третий день, остановили рост колоний: бактерицидное вещество, содержащееся в плесени, перешло в бульон. Наибольшей бактерицидной активности среда достигла на двенадцатый день роста плесени, затем активность начала падать.

— Итак, двенадцать дней, — констатировала Ермольева, просматривая протоколы экспериментов. — Нами найдена нужная плесень, определены оптимальные сроки ее выращивания. Теперь необходимо очистить пенициллин, накапливающийся в питательной среде, от посторонних примесей. По-моему, бульон следует пропустить через фильтр Зейтца.

— Ну что ж, попробуем, — поддержала ее Белезина.