Вечный человек

Абдурахман Абсалямов Вечный человек

«Я — коммунист!»

— Не отпирайтесь! И не пытайтесь что-либо скрыть! Германскому командованию известно все о вас. Вы — советский подполковник Баки Назимов. В тысяча девятьсот сорок первом году окончили Военную академию в Москве. С начала войны — командовали полком. Скажу ещё точнее: вы — командир 1244-го стрелкового полка. В волховских лесах ваш полк дрался, как принято говорить, до последнего человека. Что же, — вы храбрый офицер. Немцы понимают и ценят военную отвагу. Добавлю еще: командование по заслугам наградило вас орденом Красного Знамени…

При этих словах гестаповца Баки Назимов вскинул голову. В его глазах вспыхнули горделивые искры. Хотя русые волосы Баки слиплись от крови, беспорядочными прядями свисали над широким лбом и на висках, а под глазами и в углах рта зияли ссадины и кровоподтеки от побоев, он все же не терял присутствия духа: да, родина наградила его орденом Красного Знамени за героизм при освобождении Вишеры. Гитлеровцы не скоро забудут этот город. Они потерпели там жестокое поражение, едва унесли ноги.

У гестаповца майора Реммера, производившего допрос, — холеное лицо, жиденькие волосы гладко зачесаны назад. Он закинул ногу на ногу, высокомерно повернулся боком к столу. Пока переводчик, путаясь и сбиваясь, переводил его слова пленному, гестаповец нервно похлопывал перчатками из свиной кожи по собственной ладони, в то же время краем глаза не переставал следить за советским подполковником. Баки Назимов стоял прямо, как изваяние. У него не дрогнули даже ресницы. «Ну, ты еще согнешься передо мной!»— думал Реммер, багровея от гнева.

Назимов не слушал переводчика: он довольно хорошо понимал по-немецки; не сомневался, что и гестаповец знает русский язык. Допрос этот не первый и, надо полагать, не последний. Еще будет время поразмыслить над тем, что болтает гестаповец. А сейчас перед глазами Баки вставало недавнее прошлое.

…Второй год войны. Июль на исходе. От непрерывной пулеметной стрельбы, от разрывов снарядов и мин гудят, стонут волховские зеленые леса. Соединение окружено. Враг напирает отовсюду; огонь настолько сильный, что невозможно поднять головы.

Ночью подоспели советские танки, прорвали снаружи кольцо. По узкому коридору в первую очередь было переправлено на нашу сторону несколько тысяч раненых воинов. Но полностью выйти войска не успели. В шесть утра гитлеровцы перешли в контратаку и снова «закрыли» коридор. Назимов собрал остатки своего полка, всех, кто еще мог держать оружие, и одну за другой отбивал яростные атаки фашистов. Он удерживал наиболее ответственный участок обороны. У Баки было одно желание: во что бы то ни стало продержаться до наступления темноты. Ночью, быть может, снова придут наши танки.

Гитлеровцы на какое-то время выдохлись, наступило короткое затишье. Вдруг из глубины леса донеслись громкие рыдания женщин. Кто-то из солдат крикнул:

— Товарищ подполковник, смотрите, немцы гонят впереди себя наших колхозниц!

В первую минуту Назимов глазам своим не верил: гитлеровские головорезы способны на многие подлости, но неужели они идут в атаку, спрятавшись за мирных женщин?! Стиснув зубы, он смотрел несколько минут, как беззащитные женщины, подгоняемые палачами, с плачем и стонами брели к линии нашей обороны. Опомнившись, Баки скомандовал:

— Прекратить огонь! Отходить к болоту!..Снова короткая передышка. А потом, между Новгородом и Волховом, возле местечка Деревянное Поле, Назимов поднял остатки полка в последнюю атаку. У него оставалось не более сорока бойцов. Они будут драться до последнего, чтобы задержать врага, дать возможность другим подразделениям вырваться из кольца. Немцы били из крупнокалиберных пулеметов и минометов. Назимов видел, как вокруг падали его бойцы, но продолжал бежать вперед, увлекая за собой тех, кто еще мог драться. Он кричал «ура» и слышал, что голос его не одинок.

Среди деревьев замелькали вражеские солдаты. До них осталось пятнадцать — двадцать шагов. Теперь — в штыковую…

Вдруг — сильный удар в грудь. На миг Баки остановился. Дрогнули колени, и он свалился возле толстой сосны, обшарпанной пулями и осколками. Из груди и горла командира хлынула кровь.

…Когда Назимов очнулся, бой в лесу уже затих. Слышались лишь отдельные выстрелы. Это гитлеровцы добивали наших раненых.

Назимов старался не стонать. Может быть, его не заметят. Нет, заметили. Над ним склонился фашистский, солдат. Был он в очках, автомат держал на изготовку. С размаху он пнул раненого сапогом, и, заметив, что тот приоткрыл глаза, отскочил, вскинул автомат. «Всё!» — мелькнула у Назимова последняя мысль. Но очереди не последовало. Должно быть, фашист увидел шпалы на петлицах и орден на груди Назимова. За пленение старших советских офицеров гитлоровцам полагалась награда. Это и удержало очкастого солдата от выстрела.