— Думаю, мне было бы гораздо легче, знай я что-нибудь о работе в правительственных службах. Может, расскажете немного? Над чем вы работали?
Торн неопределенно махнул рукой:
— Меня больше интересует ваше будущее. Мое прошлое не отмечено прорывами, какие, я полагаю, способны осуществить вы.
— Но, возможно, какой-то ваш опыт окажется полезным для меня. Может, когда вы работали с премьер…
— Будущее, которое вы пытаетесь сотворить, не может быть хуже прошлого, Элен, — перебил ее Торн. — Ни в коем случае, — голос его зазвучал чуточку громче, щеки порозовели. — Мы просто обязаны сделать его лучше. А вы одна из немногих, кто способен повлиять на ход событий. Так что, вместо того чтобы ворошить прошлое, давайте поговорим, как вам добиться этого. Нашей стране и так изрядно досталось.
Вот теперь Хоппер разозлилась. Она рассказала ему о своем прошлом и родителях при первом же знакомстве. Торн знает о ней все — даже то, чем она не делилась с немногочисленными друзьями. А теперь сам дает ей от ворот поворот. Так нечестно.
— Не понимаю, почему вы говорите только про нашу страну, — заговорила она снова. — Другим досталось куда больше. Именно мы не впускаем к себе беженцев. Мы обрекаем мир на смерть.
Едва ли не срываясь на крик, Торн отчеканил:
— Это не тема нашей консультации, Элен. Мы обсуждаем океан. Пожалуй, оставшуюся часть дня вам стоит провести за чтением. У меня как раз имеется для вас книга. Вот, держите.
Он нагнулся и стал вынимать из сумки книгу, и Хоппер увидела, как дрожат его руки.
24
На путь в Риджентс-парк Элен потратила гораздо больше времени, чем предполагала. Она вела себя осторожно: через каждые двести метров то ныряла в какой-нибудь магазинчик, то резко разворачивалась или меняла направление, при этом осматривая машины, водителей, лица прохожих. Знакомых не попадалось — только такие же, как и она, пешеходы, усталые торговцы, пристроившиеся в дверях лавок, или назойливо предлагающие свои услуги рикши; последние, случайно поймав взгляд Хоппер, принимались с надеждой гипнотизировать ее.
Итак, Фишер был связан с американцами. А Торн собирался передать ему какую-то информацию. Что же Торн хотел сообщить американцам?
Так или иначе, все их усилия пошли прахом. Торн мертв. Фишер мертв. Хотя рыскавшие в доме Торна и в конторе его адвоката Уорик и ее люди остались ни с чем. И теперь круг почти замкнулся. Ничто не связывает обыденный мир с миром Торна, какой бы там секрет он ни пытался передать.
То есть ничто, кроме самой Хоппер.
До Риджентс-парка она добралась на десять минут раньше назначенного срока. К счастью, место практически не изменилось со времени ее последнего посещения. За южной частью парка по-прежнему ухаживали, деревья там в основном стояли зеленые, а игровые площадки на севере покрывал мертвый кустарник — разительный контраст: сочетание буйства джунглей и пересохшей пустыни.
В начале своего романа Элен и Дэвид частенько встречались именно в Риджентс-парке, возле центрального фонтана, чуть смещенного от середины широкого бульвара. В те дни они дурачили друг друга и общих знакомых, назначая свидания в популярных, желательно просторных местах, имея в виду совершенно определенные укромные уголки. «Ватерлоо» обозначало вовсе не часы на вокзале, притягательные для большинства влюбленных, а ступеньки северо-западного выхода. «Паддингтон» подразумевал лоток по продаже японской лапши в начале первой платформы станции. А название «Риджентс-парк» было присвоено как раз этому фонтану. Несколько месяцев назад Хоппер затеяла было подобную игру с Харвом, однако из-за возникшего дурацкого ощущения предательства немедленно прекратила ее.
Фонтан был действительно примечательный: элегантный образчик викторианской нелепицы из мрамора и бронзы; для своей функции сооружение излишне вычурное и тонны на две тяжелее необходимого. Для времени создания, впрочем, наверняка вполне уместное: фонтан помпезной столицы страны, владелицы четверти всего мира и центра притяжения награбленного из земель победнее. Мрамор как раз и прибыл оттуда, равно как и статуи, фризы и украшения. И вот теперь люди из тех же стран, что и мрамор, вкалывают на полях Британии ради собственного выживания и как только не пресмыкаются, стараясь доказать свою полезность во избежание выдворения. Былой рабовладельческий дух британской империи никуда не делся.
Хоппер всегда считала фонтан бесполезной блажью. И все же она испытала настоящее потрясение, когда издалека увидала, что его больше нет. Мрамор выкорчевали, словно трухлявый пень, и кое-как, неровно и неравномерно, заасфальтировали пустующую поверхность.