— Еще как! — поморщившись, он покачал головой. — Знаю, что ты думаешь. Что я идиот, коли до сей поры мирился со всем этим. — Хоппер открыла было рот для возражений, однако Дэвид отмахнулся. — Нет-нет. Я знаю. И вовсе не думаю, что ты неправа. В свою защиту скажу только, что на первых порах, когда получаешь золотую цепочку, ничего даже и не замечаешь. Надеваешь ее себе на шею, считая наградой. Потом тебе дают еще одну. А через какое-то время на тебе их уже тридцать штук, и ты даже шеей шевельнуть не можешь.
— Такое мне не грозит.
— Ты везучая, — кивнул он.
— Но готова поспорить, что по уйме всяких моих душевных и прочих качеств ты не скучал.
— Ох, даже не знаю! — Дэвид повернулся к ней, и она неожиданно смутилась. — Хочешь, одну забавную штуку расскажу? Тебе понравится. В общем, мы с Пам расстались из-за того, что она хотела детей.
Поначалу Элен показалось, что она ослышалась.
— Но, Дэвид, это же твоя мечта! Была, во всяком случае. Из-за этого-то мы и развелись. Разве нет?
— Похоже, я стал думать как ты, — пожал он плечами.
— Вот так новости… — Вообще-то желание Дэвида зачать и вырастить следующее поколение людей Элен даже нравилось — как воодушевляющая идея. Дэвид неизменно был оптимистом, устремленным в будущее, ищущим пути вперед. И вот теперь он заявляет, что главное препятствие, вынудившее их расстаться, исчезло из-за того, что отныне он не видит будущего, ради которого стоило бы стараться! — С ума можно сойти!
— Да я и сам удивлен. Очевидно, понадобилось несколько лет, чтобы твои доводы дошли до меня, но в конце концов они взяли верх.
— Что же произошло?
— Если ты вдруг не заметила, здесь царит полнейший ужас. У меня хорошая работа — точнее, была. Я везунчик. Вот только с каждым днем становится все хуже.
Вид у Дэвида вдруг стал такой несчастный, что она не могла не подбодрить его:
— Но страна-то в целом выживает, так ведь?
— Со всем уважением, ты сидела на платформе посреди Северной сраной Атлантики. Ты просто не знаешь.
Он надул щеки и с шумом выдохнул, разогнав повисшие под потолком нитки дыма. Казалось, серый цемент стены за его спиной вытянул все краски с его лица.
— Года четыре назад, вскоре после твоего отъезда, меня отправили в командировку на ферму в Житнице. На самую настоящую, где-то в Нормандии. Поручили написать статью. Там только что сняли пятый урожай за год, да еще разработали методику, как добиться дополнительного. Произвели какую-то генетическую модификацию. Гениальная штука. И захотели продемонстрировать всей Британии, как прекрасно у них все получается.
И вот мы, журналисты — четверо из «Таймс», четверо из «Мейл» и двое из «Пост», — туда отправились. Последних, кстати, через три месяца закрыли. Нас повезли в одном автобусе, вместе с несколькими офицерами по связи с прессой. Выделили всего двоих охранников, чтобы мы чувствовали себя посвободнее. Большинство из нас месяцами не покидали Лондон, так что удовольствием было уже увидеть чистое небо над головой. Переночевали в Портсмуте, во вполне приличном отеле с кучей выпивки, все за счет Дики Давенпорта. Прямо-таки вечеринка! Наутро нас погружают на старый паром. В конце концов мы прибываем на место, и там… довольно мило. Вправду, на удивление весьма неплохо. Нас встречают несколько фермеров, нарядившихся по случаю. Повсюду бегают курицы — тощие, но, блин, живые. И эти фермеры, похоже, искренне горды своими достижениями.
Правительство подрядило нескольких специалистов по генетической модификации, которые засыпали нас научными объяснениями. И все их методы действительно… работали! Понятное дело, все это было организовано, что-то от нас скрывали, но на какие-то полчаса я вправду уверовал, что, быть может, с этого-то и начнется наше возвращение к прежнему миру. И еще я думал обо всех этих землях за Житницей — что однажды мы начнем возделывать и их и что обещанные тридцать лет назад огромные солнечные электростанции наконец заработают, обеспечивая всех бесплатной энергией. Может, и земли окажется достаточно, и все эти парни на севере и западе перестанут забрасывать нас бомбами. Может, даже материк потихоньку встанет на ноги.
В общем, потом мы пошли назад к автобусу. Офицеры немного отстали за разговором с фермерами — наверное, выплачивали им дополнительную сумму за весьма убедительное представление. И вот возле конюшни недалеко от автобуса мы вдруг увидели этого… ребенка, сидевшего прямо на земле. Пожалуй, не старше пяти лет. Полуголый, с распухшим от голода животом. Вправду, он был такой худой, что нельзя было даже сказать, мальчик это или девочка. Мы так и встали. Таращились на него секунд десять, но по ощущениям — час. Ребенок не издавал ни звука. Наверное, у него просто не оставалось для этого сил. Он был изнеможен, как глубокий старик.
А потом из-за угла появилась его мать, глянула с ужасом на нас, схватила ребенка и скрылась с ним в конюшне. От ее облика повеяло такой жутью, притом что мы ее толком и разглядеть-то не успели… Мы ошарашенно молчали. Через пару секунд из-за угла показались наши кураторы. Они и не догадывались, что мы только что увидели.