Вечный Дозор

Арина умная. Арина сильная. Арина хитрая. Арина ко мне относится… хорошо относится.

— Тебе не будет мешать моё состояние? — спросил я. — Я о том, что из меня Сила прёт.

— В мои годы, Антон, начинаешь любить тёплые одеяла, мягкие кресла и горячих мужчин, — Арина улыбнулась. — Не переживай. Я же ведьма. Я работаю с силой опосредованно. Специально надела пустые амулеты, они сейчас заряжаются.

Она продемонстрировала пальцы, украшенные набором колец и перстней.

— На курточке тоже не просто заклёпки? — спросил я.

Арина улыбнулась:

— Ты только подумай, Антон! В нынешнем состоянии для тебя подруга-ведьма — лучший выбор. Нас этот поток энергии не терзает.

Я промолчал. Я просто стоял и смотрел на Арину.

— Извини, — сказала она упавшим голосом. — Извини, я дура. Не подумала, как это…

— Извинения приняты, — сказал я. — Теперь ещё одно, но главное условие…

— Ты главный, — просто ответила Арина. — Всё понимаю. Ты говоришь, я делаю. Если, конечно, ситуация не потребует немедленной реакции.

— Разумно, — согласился я.

Семён недоверчиво посмотрел на меня, потом на Арину. Спросил:

— И всё? Так просто? Я ожидал долгих споров, если честно.

— В моём положении привередничать не приходится, — ухмыльнулся я.

— Давайте хоть чайком вас угощу! — предложил Семён. — Чай у меня замечательный, высокогорный…

— Зелёный? — с подозрением уточнила Арина.

Семён вздохнул:

— Хорошо. Заварю чёрный. Китайский, очень неплохой. Китайцы тоже чёрный чай уважают, хоть зелёный чаще пьют… Тебе с сахаром вприкуску?

— Я так привыкла, — мило улыбнулась Арина.

Семён разгрёб на столе свободное пространство, подтащил два стула, из шкафа достал фарфоровую банку с заваркой. На подоконнике у него стоял термопот с кипятком, который он, вздохнув, переключил на повышенную температуру. Из шкафа появился и заварочный чайник, и упаковка рафинада, и коробка шоколадных конфет, и нарезанный лимон на блюдце — явно законсервированный каким-то заклинанием. Потом Семён многозначительно поднял палец и глубоко вдохнул.

— Ух ты, — сказала Арина. — Весна?

— Нет, осень, — покачал головой Семён. — Лучшее время и место пить чай — осенью, в дождь, на веранде подмосковной усадьбы…

Воздух в кабинете и впрямь изменился. Стал чистым и влажным, прохладным и пахнущим зеленью. Но самое главное — чистым. Я вдохнул полной грудью и подумал, что таким воздухом можно лечить болезни или умиротворять буйных хулиганов. Спросил:

— Какой год?

— Двенадцатый. Хороший был год.

— Год как год, — не понял я.

— Тысяча девятьсот двенадцатый, — уточнил Семён.

Он любил собирать «погоду». Заклинание для этого использовалось какое-то очень редкое и Семён им делиться не любил. Как всё это действовало — хранился ли где-то в Сумраке тот самый воздух в законсервированном виде, или обычный воздух изменялся — я не знаю. Но это действительно было потрясающе.

Маленькие радости жизни Иного.

Недоступные мне радости.

— Хорошее, наверное, — сказал я. — Царь-батюшка, хрустящая французская булка, аэропланы и беспроволочный телеграф…

— Люба была ещё жива, — вздохнул Семён. — Мы с ней дачу снимали. В Перловке. Дорогущее было место, престижнейшее! Бывало спросит знакомый — «где лето проводить изволите?» Отвечаешь — «в Перловке». И сразу уважение в глазах. Круче, разве что, в Бутово было, но я Перловку любил. Василь Семёныч понастроил таких дач — за год бронировать приходилось! Хорошо я с сыном его, Иван Васильичем дружен был. И чай у них брал, прекрасным чаем они торговали…

Он помолчал. Подошёл к термопоту, начал заваривать чай. Суховато сказал:

— Всё ушло, все ушли. Любушка моя ушла. Перловых разметало-раскидало, дачи их сгинули. Ты не о себе жалей, Антон. Я знаю, о чём ты думаешь, на нас глядя. О том, что мы живём и живём, а твой век теперь отмерен. Только ты подумай о том, как жить, когда любимый человек ушёл. Что Светлане предстоит…

Стало как-то очень тихо. Семён закрыл чайник крышкой, вернулся к столу.

— Время лечит, Семён, — ответил я. — Она погорюет и будет вспоминать меня со светлой грустью. И Надя тоже. С гордостью и печалью. Но честное слово, это всё равно как-то плохо утешает!

Семён отвёл глаза.

Я сел за стол, взял кусок рафинада, забросил в рот.

Сладко.

— Лучше коньяка налей, чем мозги мне править, — сказал я. — Обсудим ситуацию. Пока я ещё живой, злой и даже временами умный.

Семён посмотрел на часы, потом, с укоризной, на меня. Однако снова прошёл к шкафу и принёс бутылочку коньяка. На тридцать грамм. Такие закупают в дьюти-фри авиапассажиры, побаивающиеся летать, чтобы незаметно выпить на взлёте две-три штуки.

Я взглядом спросил Семёна, потом Арину и глотнул прямо из горлышка.

— Хоть бы чай вначале попробовал, — с обидой сказал Семён. — Ладно, рассказывай.

— Неужели Гесер не ввёл в курс дела?

— Ввёл. Ты объясни, зачем стал брать вину на себя? Ты же не убивал этого парня?

Я покачал головой.