Вечный Египет

Долгие годы Олег Витальевич работал в Сирии и Ираке, хорошо знал эти страны, дружил со многими арабскими учеными, писателями, деятелями культуры. Он досконально изучил все закоулки старинного рынка Хамидийе в Дамаске, восхищался замечательным искусством сирийских ремесленников — ткачей, гончаров, чеканщиков, граверов, резчиков по дереву. Хозяев многих лавок и мастерских он знал лично, некоторые из них говорили по-русски. Конечно, именно в Сирии, в благодатной тени садов оазиса Гута, можно проникнуться ощущением неспешного, тягучего, «с чувством, с толком, с расстановкой», проникновенного наслаждения жизнью, которое мы раньше называли «кейфом» (был даже глагол «кейфовать», ныне замененный вульгарно-жаргонным «ловить кайф»), Олег часто рассказывал о нравах и обычаях сирийцев, о «меззе» (многовариантной и многосменной закуске, описанной многими, но каждый раз — по-разному), об их неторопливых беседах, преисполненных чувства собственного достоинства, а иногда — и превосходства по отношению к другим арабам. И, конечно, если это касалось египтян, Олег выходил из себя. Он, по его признанию, всегда предпочитал «предприимчивых и смышленых египтян» всем остальным.

Разумеется, и в Сирии он много работал, живо интересовался древностями, коллекционировал античные монеты, побывал и на развалинах сказочной Пальмиры, и в национальном музее Дамаска, и в легендарной мечети Омейядов в Дамаске. Он много рассказывал о вырубленном в голубоватых горах арамейском ауле Маалюля, о монастыре в Седнайе с иконой богоматери, писанной рукой «самого святого Луки», о великолепной цитадели древнего Халеба (Алеппо) и прекрасно сохранившемся замке крестоносцев Крак де Шевалье. Я сам повидал все это, добывав в Сирии, и, наблюдая жизнь сирийцев, не раз ловил себя на том, что многие из моих наблюдений были подготовлены, объяснены, предугаданы рассказами Олега.

Ирак был единственной арабской страной и вообще единственным местом за пределами родины, где нам удалось повидаться. Шел апрель 1967 года, но жарко было, как в июле. Олег был занят, но все же нашел время нас встретить, а на следующий день мы с ним поехали к упоминаемому в его книге доктору Юсефу Иззаддину, писателю и историку, занимавшему тогда одновременно посты генерального секретаря Академии наук и Союза писателей Ирака. На встрече присутствовала также египетская поэтесса Карима, у которой с Юсефом Иззаддином завязался, казалось бы, чисто филологический спор, о том, на каком языке будут говорить арабы в будущем. Доктор Юсеф говорил, что, вне всяких сомнений, они будут говорить на современном арабском литературном языке (на котором и шла беседа), но Карима отстаивала перспективу перехода всех арабов на египетский диалект. Я был на стороне Юсефа. Но Олег мне потом сказал: «Будущее — за египетским диалектом. Юсефа я очень уважаю, но вряд ли его пророчество осуществится. Сам посуди — здешние арабы смотрят фильмы на египетском диалекте, вечерами видят по телевидению египетские пьесы — тоже на египетском, а не на иракском диалекте. Египетский диалект более обогащен литературной лексикой и более модернизирован, чем все прочие арабские диалекты».

Я тогда уже не помню в какой раз посмеялся над «египтоманией» моего друга, но потом задумался и пришел к выводу, что его мысли не лишены оснований. Что же касается Юсефа Иззаддина, то в память о встрече с ним у меня хранится его книга о правлении Дауда-паши в Ираке. Причем самое поразительное в этой книге — наличие в списке использованной автором литературы произведений на грузинском языке. Дауд-паша, как и другие правители Ирака конца XVIII — начала XIX в., был грузином по происхождению, и Юсеф Иззаддин, чтобы осветить соответствующий период истории своей страны, специально выучил для этого грузинский язык.

В Ираке — древнем Двуречье — Олег прожил четыре года. И он очень четко, уже в первых письмах, установил разницу между «смышлеными и предприимчивыми египтянами», «мягкими и медлительными сирийцами» и «жесткими, резкими, мужественными иракцами». Уже потом, через много лет, мне приходилось слышать примерно то же от арабских социологов с мировым именем, например известного эксперта ООН Самира Амина. И мне до сих пор приятно сознавать, что мой друг, не будучи ни социологом, ни этнографом, не проводя каких-то специальных изысканий, на основе только лишь своей эрудиции и интуиции пришел к тем же выводам, что и видные ученые.

Вспоминается также визит в Ассоциацию иракских адвокатов в Багдаде, которая пригласила к себе группу советских востоковедов.

На этой встрече выступил (после всех советских гостей) президент ассоциации, известный юрист и дипломат Файк ас-Самарраи, который, сказав о помощи СССР арабам, упор сделал на «священные права арабов Палестины, до сих пор попираемые захватчиком». Это было сказано в апреле 1967 г. и как бы предвосхитило будущие научные занятия Олега Витальевича.