Вечный эскорт

– Эх, был бы жив брат, хорошим он был гравером, да и зарабатывал неплохо. Не было бы проблем с этой, да и нам в Страсбург деньги бы присылал. Жан-Луи всегда помогал сестрам. Но вишь, как получилось – после смерти Луизы-Терезы, он и сам долго не протянул. Говорят, любил ее очень, – задумчиво сказала тетя Эвелина.

– А брат Луизы-Терезы – скульптор, тоже небедным слыл человеком. Вполне мог бы взять на себя заботы о девчонке. Твой дядя, между прочим, – добавила тетя Грета, обратившись неожиданно к Викторин.

– И не говори, сестричка. Никого нет, все как сговорились. Раз – и ушли в одночасье, прости Господи мои прегрешения. Девчонку на нас с тобой повесили, будто без нее мало забот.

– Все уже позади. Доедем до Парижа, вот и избавимся от нахлебницы. Да еще и денег получим от будущего ее хозяина. А то что, зря мы, что ли, больше десяти лет тащили на себе такую обузу?

– Пусть теперь это будет его головной болью, – хихикнула тетя Эвелина.

– Где я буду жить в Париже, тетушка? – спросила Викторин.

Тетки, как всегда, будто не услышали ее вопроса и непринужденно продолжали свою болтовню.

– С кем я буду жить, вы можете мне сказать?

Вместо ответа тетя Эвелина больно ущипнула ее за руку, Викторин заплакала.

– Хватит задавать глупые вопросы. Отправишься туда, куда скажут.

– Мне просто хотелось знать, смогу ли я учиться…

Она еще не знала, что тетки уже договорились продать ее месье Кею и Викторин останется у него присматривать за его детьми. Она не знала, что месье Кей пообещает продолжить ее образование и научит ее многому: прежде всего тем вещам, которые не должна знать девочка в ее возрасте. Это будет началом пресловутой школы жизни. Из дома Кея она вынесет твердое правило: никому нельзя доверять. У нее будут еще и другие «настоящие парижские учителя», и на память о себе один из них оставит грубый неровный шрам на левой щеке Викторин. Она не представляла, что ждет ее, но отчетливо понимала: сейчас она просто болтается на сиденье между двумя тетками наподобие ненужного тяжелого кофра без ручек. Кончики пальцев нащупали то место на лице, где в недалеком будущем появится неровный шрам, рассеянно погладили его – есть, видимо, какие-то органы чувств, которые позволяют временами предвидеть собственную судьбу.

Еще один щипок вернул ее в реальность.

– Тебя кормили, о тебе заботились все эти годы, разве ты не знаешь об этом? С самого дня рождения. Ну, не с самого рождения, с младенческих лет. У доминиканских сестер целых семь лет отучилась, мало тебе, что ли? Бесплатно причем. И то, если бы не сама мать-настоятельница…

Викторин промолчала. Она понимала, это никак не могло быть заслугой тети Эвелины. Та подрабатывала прачкой в школе-интернате у сестер доминиканского ордена, брала маленькую племянницу с собой на работу в те дни, когда теткин сожитель отсыпался с похмелья. Эвелина прятала племянницу под столом с бельем в прачечной и требовала сидеть там «тихо как мышь», чтобы ее не обнаружила мать-настоятельница. Тем не менее мать-настоятельница однажды-таки нашла ее. И это оказалось несомненной удачей, поскольку Викторин понравилась монахине и та позволила малышке учиться у них.

– Смотри, какая ты выросла кобылища, – продолжала тетя Эвелина. – Сиськи-то, сиськи. Где это видано, чтобы у девчонки такие груди были. И задница… Не задница, а настоящая корма. Вот куда все наши денежки улетали. И потом, Грета, она все время крутит пердаком, того и гляди совратит моего Гансика.

– Неправда, он сам мне прохода не дает, когда вы на работе бываете, тетушка, пристает и угрожает, что побьет, если не соглашусь.

– Молчи, негодница, нечего на мужика наговаривать, знаю я тебя, за тобой глаз да глаз. Спасибо тетушке Грете, она всегда начеку, если бы не она, давно бы ты нам уже в подоле подарочек принесла – или от моего Ганса, или от того прыщавого мальчишки, который продукты возит от молочника и зеленщика.

– Что вы такое говорите, тетушка?! Вам только бы меня обругать…

– А кто тебе гитару купил и научил играть, разве не я? Неблагодарная ты la petite bitch[13].

– Мне гитару Кларис, мать-настоятельница, подарила, а основные аккорды тетушка Грета показала. Вовсе и не вы. А играть я сама научилась и песни подбирать тоже сама. Потому что у меня дома все веселые были, пели и играли – et papa et maman. M^eme un oncle

[14].

– Что ты можешь помнить, morveux[15]? – взвизгнула тетя Эвелина и опять ущипнула Викторин. – Тебе и года не было, когда умерла Луиза-Тереза. А вскоре и Жана-Луи не стало.

– В общем, так, – прервала их тетя Грета. – Успокойтесь вы обе, и хватит пререкаться. А тебе, Викторин, пора браться за ум. Ты уже взрослая. И мы везем тебя не куда-нибудь, а в Париж. Теперь ты сама должна учиться отвечать за себя, и для всех будет лучше, если ты научишься выживать самостоятельно. Назад мы тебя уже не примем, даже и не мечтай.

Девушка, сидевшая напротив, внимательно слушала их разговор и с усмешкой наблюдала за своей сверстницей.