Вечный город - Земля

Источники энергетической активности то отдалялись, то приближались, но Дайлу стоило немалого труда отыскать тот единственный проход, что напрямую вел к ним.

Наконец он попал в нужный отрезок коридора, который на поверку оказался частью вентиляционной системы.

Сканеры уловили свет.

Дайл увеличил тягу, стремясь как можно скорее оказаться подле источника энергии, его собственные накопители были к этому моменту истощены до критического уровня, еще немного и он потеряет возможность перемещаться…

Подобная перспектива равнозначна смерти. Сравнение пришло как-то само собой, Дайл оперировал все новыми понятиями, составленными из присущих человеку слов, семантику которых он понимал, и технических терминов.

Глобальные вопросы отходили на второй план, сейчас в искусственных нейросетях доминировала короткая, но точная цепочка рассуждений: сейчас я ощущаю энергетический голод, за ним наступит паралич, когда я не смогу двигаться, но еще буду способен мыслить, потом иссякнут последние эрги, и наступит смерть.

Впереди показалась очередная преграда: выход вентиляционной шахты перекрывали прочные металлокерамические жалюзи. В зазоры между пластинами проникал свет.

Дайл еще раз увеличил скорость, ударил в преграду бронированным корпусом, но не смог сорвать креплений вентиляционной решетки.

Его отбросило назад, движители прекратили работу, бронированная полусфера гулко ударилась о стену вентиляционного канала, затем прокатилась под уклон и застыла у приоткрытых пластин.

Один из точечных видеодатчиков передавал изображение огромного зала, разделенного на множество сегментов неполными (не достигающими потолка) переборками. Внизу, метрах в пятидесяти от Дайла, располагались сложные кибернетические комплексы, датчики различали множество различных систем, соединенных в локальную сеть, но их предназначение оставалось для него загадкой.

Кроме того, в дальней части исполинского помещения, почти на пределе разрешающей способности сенсоров происходило что-то непонятное.

Термальные всплески, похожие на размытые пятна, говорили о резком повышении температуры, но не несли конкретной информации об источнике аномалий.

Единственное о чем Дайл мог судить наверняка, — принимаемые сигналы не являлись следствием работы теплообменников ректора, во-первых, подобные системы как правило имели надежную изоляцию, и защиту от нежелательных излучений, во-вторых, источники тепла располагались на некотором удалении друг от друга, не образуя непрерывного контура.

…Отчет программ указывал на пятнадцать процентов мощности в его собственных накопителях и в сложившейся ситуации Дайл мог рассчитывать только на короткое пятисекундное включение реактивных движителей[5]. Оставшейся после этого энергии хватит лишь на поддержание функций ядра его собственной системы.

Огромное помещение манило, но, увы, выбить вентиляционную решетку Дайл уже не мог.

Логика предсказывала лишь один вариант развития событий — еще некоторое время он будет воспринимать окружающий мир, затем, когда емкость накопителей упадет до пяти процентов, периферия войдет в энергосберегающий режим, и он перестанет воспринимать окружающую действительность, погрузившись в информационный вакуум.

В роковой момент Дайл отчетливо вспомнил состояние Герды, предшествующее последнему боевому вылету, — теперь он намного лучше понимал ее мысли. Уже не задумываясь о глобальном смысле существования Дайл хотел жить… то есть, продолжать функционировать, вопросы о смысле существования внезапно поблекли, отошли на второй план, оказывается, просто быть — это уже смысл, непременное условие для возникновения последующих, более сложных желаний и мотивов.

Просто быть. Осознавать себя, иметь возможность свободно перемещаться…

По меркам человеческой психологии (отпечаток которой несло сознание Дайла), положение складывалось безвыходное…

Модуль «Одиночка» уже не полагался на логику, он искал выход из тупика, способ спасения среди доставшихся ему в наследство от Герды, человеческих мыслей.

Что бы сделал она, оказавшись на его месте?

Бронированная сфера, предназначенная для эвакуации ядра «Одиночки», не оснащалась синтезаторами речи, но Дайл все же закричал, посылая мольбу о помощи на всех доступных частотах связи…

3

Яков Стравинский давно перестал адекватно воспринимать данность.

Два десятилетия, что он провел под землей, наложили неизгладимый отпечаток на его психику. Память постепенно тускнела, события прошлого отдалялись, исчезая за пологом забвения, и ему все чаще начинало казаться, что в жизни и не было ничего иного, кроме огромного, разделенного на сотни отдельных помещений зала, где ему удалось спрятаться от войны, обмануть злую судьбу, бросившую молодого лейтенанта в самое пекло сражений Первой Галактической.

Память о тех днях действительно исчезла, стерлась под наслоениями монотонных будней. Если раньше в бункерной зоне кипела жизнь, постоянно напоминая ему о продолжающемся в космосе противостоянии, то последние пять, а может и все десять лет, Яков провел в полном одиночестве.