Вечный ястреб

Пятеро солдат наконец-то обратили внимание на то, что он делал. Дирк, почувствовав, что на него смотрят, уложил Карен на землю и невозмутимо пошел им навстречу.

Аэниры стояли, не вынимая оружия – спокойствие Дирка как будто околдовало их.

Свист меча, выхваченного из ножен, развеял чары.

Один солдат повалился, издав громкий крик, второй отлетел назад с перерезанным горлом. Третий умер, уставившись на хлещущий кровью обрубок правой руки. Четвертый вонзил меч Дирку в бок, но горец, смертельно раненный, убил и его. Пятый пустился бежать, взывая о помощи.

Дирк пошатнулся, взглянул на рану. Кровь промочила штанину, стекала под ноги. Сбежавшиеся аэниры смотрели на умирающего горца во все глаза.

– Вы, женоубийцы! Не хотите ли сразиться с мужчиной? – прорычал он.

Один ответил на вызов. Дирк презрительно отмахнулся от рубящего удара, заколол аэнира и засмеялся, но поперхнулся кровью.

– Тоже мне воины, – сплюнув, промолвил он. – Овцы с клыками.

Он выронил меч, упал рядом с Карен, приподнял ее голову.

Удар копья в спину выгнул его дугой, но напоследок он увидел лицо жены.

– Прости, – сказал он. – Прости, что меня не было рядом.

Орса вытащил копье из спины убитого.

– С ума спятил, – проворчал кто-то.

– Он поступил как мужчина, – ответил на это Орса и пошел прочь, раздвигая толпу.

Аэниры разошлись и снова принялись за еду.

– Хороший боец. – Худощавый солдат поднял с земли куриную ножку, стер с нее грязь.

– Дурак, – заметил второй, цедя вино из полного меха.

– Берсеркер, – поправил первый.

– Да ладно тебе. Видали мы берсеркеров – они бьются, обезумев от ярости.

– Это наши, а горцы не такие, как мы. Мы горячие, они холодные, но смерти все равно не боятся.

– Ты никак думать начал, Снорри?

– Тут мысли сами в голову лезут. Погляди-ка вокруг. Не захотелось бы тебе умереть за такую землю?

– Я ни за какую землю не хочу умирать. Добро бы за бабу, а земля что – грязь и грязь.

– Как тебе показалась горянка, которую ты ночью имел?

– Заткни пасть.

– Я слыхал, она убила себя?

– Заткнись, я сказал!

– Полегче, Бемар. Незачем так кипятиться.

– Эти горы у меня в печенках сидят. Знал я, что место это недоброе, нутром чуял. Ты видел, как смотрел этот горец? Точно мы козявки какие. Овцы с клыками! Вот ты смеешься, а ведь он семерых убил.

– Ночью с этими, которые оборонялись в кругу, то же самое было. Как на утес наскакивать. Стоят до последнего, и страха в них нет. Тот разведчик, которому Онгист велел орла вырезать, не издал ни звука, только глазами сверкал. Может, они и вовсе не люди.

– Как это? – прошептал Бемар.

– Ведьма, Агнета, превращает людей в животных. А горцы, может, наоборот – звери в людском обличье.

– Полно вздор молоть.

– Они и ведут себя не как люди, – настаивал Снорри. – Слышал ты, чтоб горец молил о пощаде? Хоть кто-нибудь тебе о таком рассказывал?

– Умирают они по-мужски, – признал Бемар.

– Это еще слабо сказано. Вспомни приказ Асбидага. Не оставлять в живых никого, будь то мужчина, женщина или ребенок. Не брать невольников. Тебе это странным не показалось?

– Не хочу даже думать об этом. А говорить и подавно. – Бемар отшвырнул мех.

– Волки, вот они кто, – шепотом подвел итог Снорри.

Касваллон беспомощно посмотрел вслед уходящему Дирку. Он знал, что тот ищет смерти, и не винил его. Карен была для Дирка дороже жизни – как для него, Касваллона, Мэг.

Он догнал Леофаса, шедшего во главе колонны. Горцы с дальних хуторов примыкали к шествию, и вопросы, обращенные к новому лорду, множились.

«Куда мы идем? Как нам быть дальше? Что случилось с моей сестрой, с моим братом? Почему вы не стали сражаться? Почему аэниры напали? Где Камбил? Кто выбирал Касваллона?»

К вечеру он, потеряв терпение, отошел в сторону и поднялся на холм. Закатное солнце омыло кровью долины Фарлена.

– Все ложь, – сказал он, качая головой. – И ты всю жизнь в эту ложь верил.

Бедный Камбил. Бедный одинокий Камбил.

– Напрасно ты меня опасался, родич, – сказал Касваллон вечернему сумраку. – Твой отец был умней тебя и понимал меня лучше.

В ту ночь, когда юный Касваллон собрался покинуть дом Падриса, приемный отец вышел с ним на луг и вручил ему плащ, кинжал, две золотые монеты.

«Скажу тебе правду, – грустно сказал старый лорд-ловчий. – Ты меня разочаровал, Касваллон. Я растил тебя как родного, и ты многое обещал. Ум у тебя острый, тело крепкое. Я не сомневаюсь, что ты преуспеешь в жизни, но в тебе сидит непонятный мне страх. Внешне ты достаточно смел и держишь удар, как мужчина, а вот до клана тебе дела нет. Можно подумать, ты нам чужой. Скажи, чего ты боишься?»

«Я ничего не боюсь», – ответил ему Касваллон.

«Неправда. Теперь к твоему страху прибавился новый. Ты не только скрываешь что-то, но и боишься, как бы другие этого не заметили. Ступай с миром, Касваллон из Фарлена».

– Ты был прав, Падрис, – сказал повзрослевший Касваллон. – Этого я и боялся. Цепей. Вопросов. Ответственности.