Вечный юноша

Стендаль хотел «умереть мечтая». Кстати, так и умер: шел по улице (может быть, и мечтая), упал и умер. Г.Федотов (философ — Н.Ч.) умер над книгой. А я, видимо, действительно подохну в пути (он умер в Доме престарелых, в Алма-Ате, с трубкой в боку после тяжелой операции — Н.Ч.).

Ирина (Кнорринг, жена Ю.Софиева — Н.Ч.) смеялась в свое время: «Ты, вероятно, и умирать будешь на велосипеде».

Но, увы, велосипед мой пылится в бездействии! Стенокардия одолела его! Но я упрямо и безрассудно мечтаю призвать на помощь технику — моторчик. Но для этого нужно выкроить 560 рублей.

МОЯ ГЛАВНАЯ ЛЮБОВЬ

Римма, Нина, Ирина, Рая, Елена…

Елену нужно вынести за скобки, о ней как бы особый разговор.

Римма Андреевна Пояркова — моя юношеская любовь, может быть, одно из юношеских моих увлечений, хотя несомненно одно из самых сильных. Но как неожиданно расцвели для меня изумительная щедрость «и богатство чувства у этой женщины, спустя 8 лет, после того, как судьба развела нас навеки.

Все эти женщины принесли мне в незаслуженный дар прекрасное, настоящее и большое чувство, испытанное временем.

С юностью связано еще одно имя — Ольга Ивановская. И все— таки, с моей стороны, только чувство к Ирине никогда не вызывало у меня мучительных сомнений в своей подлинности.

Это была самая настоящая, самая прочная, при всем недостойном моем поведении (взволнованность коротких эротических встреч), выдержавшая все испытания, самая трагическая любовь моей жизни.

Только Ирина и была моей настоящей женой, матерью моего сына, и несмотря ни на что, и вопреки всему, мы всегда оставались друг для друга самыми близкими людьми на свете.

Прошло 16 лет после ее смерти, кстати, столько же, сколько я с ней прожил, и уже 16 лет не существует этот человек, я-то ведь ни в какие там бессмертия верить не могу, по-прежнему для меня самый родной, самый близкий и любимый.

Были горе, горечь и обиды,
Много дней я вспоминаю вновь,
Но теперь нам из далека, видно,
Что сильней всего была любовь!

7. 15 / V

Похороны Ани Горюновой.

В 39 лет умерла от рака.

Страшное лицо, обтянутое желтой кожей. Провалившиеся глазницы и в них… по древнему русскому первобытному обычаю положены медные пятаки. Ничего общего с лицом живой Ани.

Шли за гробом с Галиной Васильевной Ушаковой.

— Как странно, у меня всегда возникает вопрос, что происходит, почему такая несхожесть мертвого и живого лица у одного и того же человека. Ничего общего. Куда девается «душа»?

Я припомнил «Жака Баруа», и замкнувшись, сказал:

— Остается как бы футляр.

Всякий раз меня это поражает: быть может, он материален, этот «дух».

Г.В. — старший научный сотрудник, умная и талантливая женщина, современная советская женщина, член партии и вот…

«Я сидел возле ложа усопшего и не мог оторвать глаз от окаменевших черт его лица; я старался отыскать сходство с прежним sposhe, но обнаружил какое-то существенное различие, в причине которого я не мог разобраться.

Я думал. С чем же это лицо сравнить. «Это тело — говорила! себе — подобно пустому футляру». Пустому! То было для меня откровением: вот лежит тело, но уже ничто. Почему? Потому что оно лишилось того, что делало его одушевленным. Наступил страшный час разъединения; то, что превращало это тело в человека, в личность, исчезло, ушло куда-то!» «Жак Баруа» Роже Мартен дю Гар.

Какое забавное совпадение ощущений у людей столь различных и по времени, и по среде.

Надеюсь, что это совпадение ощущений не приведет к совпадению выводов!

Для Баруа — «насколько прежде мне казалась необъяснимой идея бессмертия души, настолько теперь мнё кажутся нелепыми все возражения ее противников».

Для Галины Васильевны —?

И вместе с тем, это страшное превращение человека, личности в труп, в футляр, в прах, переход жизни, бытия в небытие, в равной мере, для меня по крайней мере, не исчерпывается ни утверждением бессмертия или существования души — для одних, или простым распадом материальных частиц, разрушающих организованное единство — для других…

Вдруг мне вспомнился рассказ Бунина «Русак», кажется. Человек видит … убитого русака. О том же. Те же мысли. Те же ощущения. Та же тайна жизни и смерти.

Надо будет найти этот рассказ.

Мы пытаемся объяснить явление, не меняя его сущности. Когда-то мне казалось весьма убедительным это ограничение человеческого сознания, которому дано познавать явления и не дано познать сущности. Этот пессимизм — было время — когда— то меня увлекал. А может быть просто успокаивал? По лености мысли?

Ну, а как же на самом деле?

Материалистическая философия — оптимистична. Она утверждает, что мир познаваем человеческим сознанием; только еще не познал до конца. И нужно сознаться, что это «еще» весьма обширно.

Но всякий мистицизм мне чужд» И главное, для меня не убедителен.

Весь вопрос, или почти весь, в том, может ли человек до «конца» исчерпать это «еще».

Являясь частью природы, мироздания, не ограничено ли человеческое сознание, так сказать, «органически»?

8. 22 /V