Вечный кайф

– Завтра только смогу.

– Вот спасибо. – Я кинул на пол целлофановый шарик где-то с десятой частью грамма героина. – Ты хоть понимаешь, куда катишься?

– Понимаю, понимаю, – зашептала она, сжимая пакетик. Ее больше ничего не интересовало. Она говорила механически.

– Хорошо тебе провести вечер. – Я хлопнул дверью. И почувствовал, что меня подташнивает. Меня будто стискивало тисками. Нет, так жить нельзя!

Я вздохнул. Мир надо принимать таким, как он есть. Нечего устраивать страдания опера по безвинно порушенным жизням…

Я поглядел на часы. Могу еще успеть на «винтовую» хату. Надо было от Вороны в контору (так именуют в милиции свое место работы) прозвонить. Ну да ладно.

– Но, каурая! – воскликнул я и включил зажигание.

Двигатель завелся сразу.

* * *

Арнольд влепил ему с ходу кулаком в спину. Барыга пролетел два метра и, пропахав коленом асфальт, попытался подняться. Тут подскочил я и вмазал подлеца ласковым движением в тротуар. Он только и пискнул:

– У, блин…

– Ты смотри, еще порядок нарушает, – буркнул Арнольд. – Брань в общественном месте.

– Браслеты, – велел я.

– Английские. Фирменные, тебе повезло, – сказал Арнольд, защелкивая наручники на барыжьих запястьях.

– За что? – завопил тот.

– За торговлю героином в неположенных местах, – сказал я.

Взяли мы его около мусорных баков под неодобрительные взоры местных котов после того, как он продал своему старому покупателю героина на сто долларов.

– Нарушение правил торговли, – хмыкнул Арнольд. – Иди, козел! – Он пинком направил Тютю в сторону затормозившего «Форда». Галицын отворил дверцу и сделал приглашающий жест.

– Я ничего не делал. Ничего, – бормотал Тютя.

– На нет и суда нет, – кивнул Арнольд.

Мы вчетвером – я, Арнольд, Князь и барыга – втиснулись в машину.

– Ну что, влип? – с сочувствием спросил я.

– Вы кто? – воскликнул Тютя.

– Хрен в пальто… Милиция. Где «белый» берешь?

– Вы меня с кем-то перепутали.

– Ах, перепутали, – кивнул я. – А это что? – Я выудил у него из нагрудного кармана стодолларовую купюру. – Деньги меченые. Не веришь?

– Я ничего не делал. И ничего не знаю.

Вчера, подумав, мы решили усложнить комбинацию и не вводить в нее Ворону. Ворона сдала нам посредника – застарелого наркомана, который тоже брал у Тюти героин. Утречком мы его «хлопнули» на продаже – прямо на улице. Статья 228 Уголовного кодекса Российской Федерации, где расписано наказание за сбыт наркотических веществ, произвела на него неизгладимое впечатление.

– Он же тебе не брат. Он на наркоманской беде разжирел, – сказал я.

– Точно. Сука он, – с плохо скрываемой неприязнью произнес наркош. – Поднялся, гадина, на героине. Машину, технику купил. Жену с квартирой отхватил.

– Сдаешь нам его – и свобода.

– По рукам…

Барыгу у наркоманов сдать считается не западло. И он честно сдал нам Тютю. Пробил сообщение на его пейджер. Они созвонились. Договорились встретиться у помойки за кафе «Волнорез». Тютя отдал наркотики. Получил меченые сто баксов. А потом и по хребту.

– Отпустите! – вдруг взбрыкнул Тютя и дернулся на сиденье, в отчаянном порыве пытаясь вырваться, от чего машина качнулась.

Арнольд улыбнулся обрадованно и залепил ему кулаком в лоб.

– Машину разнесешь. – Я так стиснул плечо Тюти, что он взвыл.

Машина тронулась с места.

– Чего рубаха с длинными рукавами? – спросил я.

– Холодно.

– Ну да. Двадцать восемь градусов. – Я задрал его рукав. Арнольд оглядел руку задержанного и присвистнул:

– Хорош…

Тюте лет двадцать пять. Красивый парень. Статный. С роскошными черными волосами. Такие морды раньше были на фотографиях в парикмахерских в качестве рекламы модельных причесок. Белые брюки, кремовая рубашка, дорогие туфли – стиляга. Такой должен девушкам нравиться. Все в нем хорошо – и стать, и рост. Вот только одно плохо. На нем – чертова печать. Вся его рука в глубоких шрамах. По ней плугом прошелся шприц, оставив следы навсегда.

Машина выехала со двора и устремилась к окрестной свалке. Там было пусто.

– Остановись, – приказал я.

Князь остановил машину. Я распахнул дверцу, поставил одну ногу на асфальт. Ветер свистел, и бродячие собаки рылись в отходах.

– Все равно я ничего не делал, – прошептал Тютя, поеживаясь на сиденье.

– Это ты суду объяснишь, – сказал я. – Все, дело сделано. Теперь – тюрьма. И надолго. Там не поколешься.

– Я ничего не делал, – упрямо твердил Тютя.

Арнольд, естественно, не выдержал такой вопиющей наглости и врезал поочередно его по каждому уху, так что глаза Тюти чуть не вылезли из орбит. Барыга застонал, а потом расслюнявился.

– Все доказано, ублюдок, – Арнольд взял барыгу за шею и сжал, потом отпустил.

Тютя захрипел, лицо его посинело. Он схватился руками в браслетах за горло, закашлялся. Тут запиликал пейджер на его поясе.

– Ну-ка, – Галицын перегнулся с первого сиденья и снял пейджер. С выражением процитировал: – «Нужно два киндер-сюрприза. Жду на старом месте в два часа! Пожалуйста!»

– Конспираторы, – хмыкнул Арнольд. – Сюрпризы-то не шоколадные, а героиновые.