Вечный хранитель

Наконец до немца дошло, кто перед ним. От неожиданности он икнул и как-то очень быстро протрезвел. Похоже, Сен-Жермен держал своих агентов в ежовых рукавицах. Немец знал, что Фанфан — доверенное лицо графа, поэтому всегда вел себя с подростком весьма предупредительно. Заметив выразительный взгляд мальчика, направленный на карман его камзола, агент коротко кивнул — мол, я все понял — и примирительно сказал:

— Ладно, прощаю. Иди отсюда… от греха подальше. Может, ты голоден? На, возьми… — С этими словами немец сунул в руку Фанфану калач.

Мальчик рассыпался в благодарностях и поторопился покинуть «Австерию». Сидевший неподалеку фискал, который вначале было насторожился, сокрушенно шмыгнул носом — опять мимо! Никак не получается ущучить этого Ганса; а ведь у него точно рыльце в пушку — и уткнулся в объемистую кружку, наполненную горячим грогом. По своему опыту он знал, что немцы не уйдут из «Австерии», пока у них не кончатся деньги.

«Ну ладно русский мужик… — думал он с изумлением. — Ежели вожжа попадет под хвост, так он пропьет и зипун, и портки. Но эти-то, немчура… Европа! И они туда же…»

Выскочив из питейного заведения, повеселевший Фанфан — дело сделано! — с легким сердцем отправился восвояси. Насвистывая легкомысленный мотив французской песенки, в которой говорилось о том, как бедная глупышка Мари поддалась на уговоры ловеласа Жака и что с этого вышло, он влился в поток людей, которые явно куда-то спешили. Похоже, предстояло какое-то зрелище, а Фанфан старался не упускать такие моменты.

Он впитывал жизнь российской столицы во всех ее проявлениях, как губка. Агенты канцелярии тайных розыскных дел, которые сопровождали его первое время, совсем с ног сбились. Мальчишка был шустрый, как хорек, и за день оббегал весь Петербург в поисках новых впечатлений. У фискалов постарше в глазах двоилось — с такой скоростью перемещался юный француз по городу.

В конце концов, убедившись, что парнишку интересуют лишь разнообразные зрелища (к ним, кстати, относились и прибытия иностранных купеческих суден), а также посещение трактиров и харчевен, соглядатаи прекратили преследовать Фанфана. Он ничем не отличался от петербургских подростков; разве что был исключительно шустрым и чересчур любознательным.

На самом деле Фанфан упорно дожидался мсье Винтера. Мальчик предполагал, что он может прибыть в Петербург с купцами. А когда с очередным иноземным судном его постигало очередное разочарование, он начинал обход мест, где обычно бывает много народу, в том числе и различных питейных заведений.

Конечно же, он не подавал виду, что кого-то ищет. Жизнь в парижских трущобах приучила его к исключительной осторожности. Кроме того, и в Петербурге водились мазурики, коих следовало остерегаться не только в ночное время, но и днем. Чтобы не попасть впросак, Фанфан не поленился и обошел все улицы и переулки Петербурга, поэтому спустя два месяца знал город как свои пять пальцев.

— Эй-ей, кум, здравия тебе на многая лета! Куда торопишься? — раздалось рядом.

Фанфан посмотрел в ту сторону, откуда послышался густой бас, и увидел, как двое русских обнялись и почеломкались.

— Давно не виделись… — Обладателем басовитого голоса оказался невысокий мещанин с большим животом, готовым в любую минуту оторвать пуговицы кафтана и вывалиться наружу.

— Давно, кум, давно. Пойдем, пойдем поскорее! — второй русский был тщедушен и разговаривал фальцетом; судя по его платью, он был чиновником невысокого ранга.

— А пойдем. Разумная мысль. Встречу и впрямь нужно отметить. Есть у меня на примете одно местечко… там знатная водка. Говорят, сам Петр Алексеевич часто туда захаживал. А императору плохую водку не поднесут.

— Ты не понял меня, кум. Это потом. Надо торопиться на площадь, что у мясных рядов. Там состоится казнь.

— Да ну!

— Точно тебе говорю.

— Тогда поспешим. А в трактир зайдем опосля. Что, головы рубить будут или на кол кого посадят?

— Неизвестно. Зачитают царский указ, узнаем…

Услышав, что за событие намечается на Козьем болоте, Фанфан прибавил ходу, оставив кумовьев далеко позади. Ему еще не доводилось присутствовать на таком знатном зрелище, и у Фанфана зажегся внутри очередной костер любопытства.

Вскоре к эшафоту он уже не мог протиснуться, — слишком много зевак толпилось возле самого помоста и на подходах к лобному месту — поэтому применил свой испытанный способ для таких случаев. Мальчик низко присел и нырнул прямо в узкую щель между частоколом ног — как в омут. Извиваясь, словно вьюн, он быстро преодолел едва не на четвереньках оставшиеся метры и вскоре уже был в первых рядах толпы, собравшейся поглазеть на казнь.

Вокруг эшафота стояли в каре солдаты. Заунывно прозвучали флейты, ударили барабаны: «Тр-рум-м! Тр-рум-м! Ту-ру-рум-м!..», и от этих зловещих, как показалась Фанфану, звуков у него засосало под ложечкой, а душа сжалась в маленький комочек.