Вечный колокол

— Сначала мы обратили внимание на то, что крестами отмечены все наши капища и мелкие святилища. Имеют значение цвет креста и цвет обводки. Красными крестами отмечены и три христианские церкви в Новгороде. Они обведены в кружок, — волхв нагнулся и показал на пометки сухим кончиком пера, — капище в Перыни тоже отмечено красным крестом, но он не обведен. А капище Ящера напротив — черный крест и тоже без обводки. На месте капища Хорса в детинце — красный крест, в Городище два красных креста — на месте твоего терема и на краю посада, где бьет родник. В университете два креста — на месте главного терема — красный, а на месте капища — черный. А вот обведенные черные кресты — все, которые мы успели проверить, поставлены на местах, так или иначе священных для нас: родники, возвышенности, крупные валуны, одиноко стоящие деревья.

— И что это означает? — спросил Волот.

— Они делят нашу землю, князь! — скрипнув зубами, ответил Вернигора и сжал кулаки.

— Они не только делят нашу землю, — вздохнул волхв, — сдается мне, черным обведены те места, которые утратили свое священное значение. Они убивают нашу землю, лишают ее силы. Там, где стоит красная пометка, сила сохранится. Там, где стоит черная — будет уничтожена.

— Но зачем они оставляют нам силу? Не правильней ли было бы с их стороны уничтожить все?

Волхв сел обратно на постель и посмотрел Волоту в глаза:

— На местах, помеченных красными крестами, они поставят церкви…

— Да кто же позволит им поставить столько церквей? — пробормотал Волот.

— Я же говорю, — едва не крикнул Вернигора, — они делят нашу землю! Они знают, что сделают с нею, когда придут сюда! Таких карт у нас — полтора десятка. И Псков, и Ладога, и Олонец, и Руса. Вся новгородская земля!

Волхв говорил долго: сначала сбивчиво, не вполне понятно, потом пускался в долгие объяснения, а потом словно освоился, и Волот слушал его раскрыв рот — за словами волхва стояли зримые образы. Солнечный лик Хорса катился в Волхов, изваяния богов оседали на землю, поднимая в небо пыль и копоть, горели дома и капища… И полчища, несметные полчища текли на русскую землю со всех сторон: земля содрогалась под копытами тяжелой конницы, рушились крепостные стены, осадные башни катились по льду рек и рвов, летели тучи стрел, грохотали пушки, снег плавился от пролитой крови, и враг шел по взрытым, грязным полям, перешагивая через трупы павших.

Михаил Архангел вплывал на облаке в сожженный Новгород, а перед ним по водам Ильмень-озера шагал враг в белых одеждах, перепачканных кровью и ядом… И почему-то был похож на Белояра.

Волот передернул плечами и тряхнул головой, когда волхв замолчал.

— Ополчение нельзя уводить из Новгорода, — закончил за него Вернигора, — татары не представляют собой силы, Москва справится с ними без нас, легко и быстро. Как всегда. От татар можно откупиться, и они уйдут обратно в Крым. И откупиться золотом и серебром, а не жизнями новгородцев. Ты видишь? Нас вынуждают ослабить новгородскую землю, и началось это с гадания на Городище! Это тщательно продуманное нападение, настолько тщательное, что они успели решить, где поставят храмы своему христианскому богу!

Волот подумал, что это началось с его сна в годовщину смерти отца. А может быть, гораздо раньше — с того дня, как князь Борис однажды утром не смог подняться с постели.

11. Белояр

— Млад Мстиславич, проснись! Ну проснись же! — Ширяй тряс его за правое плечо, ушибленное копытом. Млад и рад был проснуться, ему снился нехороший сон, от которого он хотел избавиться, и никак не мог.

— Млад Мстиславич! — канючил под ухом Ширяй, — это очень важно! Проснись!

Млад долго и мучительно открывал глаза — Ширяй стоял над ним со свечой в руках, чуть не подпрыгивая от нетерпения.

— Что-то случилось? — Млад сел и опустил ноги на пол.

— Нет. Иди, посмотри. Я кое-что понял!

— Ширяй, — Млад зевнул и потянулся, — это не могло подождать до утра?

— Конечно, нет! И потом — уже почти утро. В Сычевке коровы мычат и бабы просыпаются.

— Очень хорошо… — проворчал Млад. Часа четыре утра, не позже…

Весь стол был завален свитками списков с тех бумаг, которые люди Родомила нашли в ямском дворе — начертанные непонятной тайнописью, похожей на арабскую вязь. Человек двадцать писцов делали эти списки больше суток напролет. Конечно, в университете были профессора, знающие арабский не хуже Млада, но Вернигора вручил сундучок с бумагами и ему, на всякий случай. Свечи Ширяй расставил по всему столу, вдоль одной стороны, как будто читал все бумаги одновременно.

Млад, зевая, сел на край лавки.

— Ты что, их прочитал? — спросил он у Ширяя, все еще мечтая отправится обратно в постель.

— Нет. Еще не прочитал. Но прочитаю. Я кое-что понял. Здесь три вида бумаг. Вот тот ворох — самый большой, это письма, там мы ничего не разберем. А вот здесь — совсем другое, — Ширяй кивнул на узкие полоски бумаги, свернутые трубочками, — это что-то вроде записанных заговоров.

— С чего ты взял?