Вечный колокол

Под ноги Младу, шедшему впереди, со стуком упала широкая доска толщиной в полтора вершка.

— Чего делаешь-то? — крикнул кто-то из новгородцев из-за спины Млада.

— Закрыты ворота! — огрызнулись сверху, — не видите — закрыты!

— А ты их открой! — посоветовал новгородец.

— Я — плотник, а не привратник.

— А ну кончай стучать! — гаркнул сопровождавший их дружинник, — не от смерти, небось! Людей пропусти!

— Ребята, годи стучать! — тут же крикнул своим несговорчивый плотник, — ватагу пропустим.

Через минуту распахнулась низкая дверь с правого бока башни, открывая проход через узкий лаз в крепостной стене — волокуши с ранеными пришлось переносить на руках. Дружинник забрал черного коня и поскакал к другим воротам, к неудовольствию новгородцев, уверенных, что теперь конь точно достанется псковскому князю.

Псковская крепость, в отличие от новгородского детинца, обходила весь город четырьмя каменными поясами, и кром занимал в ней только небольшой уголок. Млад смотрел по сторонам: крыши и стены домов в опасной близости от стен поливали водой, и постепенно они обрастали льдом — чтоб ни раскаленные ядра, ни горящие стрелы не смогли поджечь дерева. Никто не знал, с какой стороны ландмаршал нанесет основной удар, и по дороге к расположению новгородцев Млад разглядел строительство трех захабов.

Новгородцев разместили в Окольном городе, между Полевой и Лужской башнями — студентам достался недостроенный терем недалеко от невысокой Сокольей башни и четыре избы вокруг него. Раненым выделили каменные палаты — псковский посадник вместе с семьей перебрался в кром и отдал свое богатое жилище ополчению — в знак признательности.

Со времен своего бесславного похода на татар Млад избегал появляться в больницах — слишком крепко отпечаталась в памяти помощь отцу и ночные кошмары, полные крови и чужих страданий. Но на этот раз ему пришлось самому отправиться в палаты посадника — двадцать семь раненых студентов надо было передать на руки врачам.

Богатство псковского посадника не шло ни в какое сравнение с роскошью новгородских бояр: за толстыми, почти крепостными стенами, Млад насчитал всего шесть помещений. Челядь жила в трех маленьких деревянных избах; во дворе, огороженном белой стеной, стояли кузница, конюшня и амбар.

В палатах было тепло, даже жарко, и довольно светло — под сводами потолка висели светильники с множеством свеч, чад от которых потихоньку сползал к окнам. Стены украшал тонкий светлый рисунок, и наскоро сколоченные нары с соломенными тюфяками, расставленные в несколько рядов, не вязались с его изысканностью. Пахло кровью, потом, рвотой и нечистотами, и слабый запах лекарств не мог перебить душного зловония.

Раненые оглянулись, когда Млад перешел через порог, шириной в добрую сажень.

— Кто тут главный? — спросил он, замявшись и стараясь не глядеть по сторонам.

— Дальше иди, — кивнул ему пожилой ополченец без руки, сидящий на нарах.

Млад с трудом протиснулся через узкий проход, ведущий к следующей двери, но и там его послали дальше. Только в третьей палате он увидел врача — в самом дальнем ее углу. Врач был примерно его ровесником, высоким и широкоплечим, больше напоминающим опытного воина, чем целителя.

— Мы раненых привезли… — сказал Млад в ответ на его вопросительный взгляд.

— Еще? — покачал головой врач, — похоже, кузницу тоже под больницу переделывать придется… Много?

— Двадцать семь. Почти все — студенты.

— Тяжелые?

— Те, кто сам идти не может.

— Сейчас. Погодите немного. Посмотрим.

— Зыба, что там? — раздался сонный голос из-за деревянной загородки, по-видимому, сколоченной вместе с нарами.

— Раненых привезли. Посмотришь?

— Посмотрю. Пусть подождут немного, — голос показался Младу удивительно знакомым.

— Бать, это ты, что ли? — не удержавшись, спросил он слишком громко, и тут же в испуге прикрыл рот рукой, когда врач вскинул на него удивленное и недовольное лицо.

Отец вышел из-за загородки сразу — в исподнем, протирая глаза.

— Лютик… — лицо его исказилось на миг, и громко скрипнули зубы, — живой… А мне сказали, ты под Изборском остался…

— Здорово, бать… — словно извиняясь, сказал Млад, — я не остался… Мы раненых тащили, отстали просто.

— Ну иди сюда, я хоть обниму тебя, — отец качнул головой и закусил губу, — я чувствовал. Я знал, что с тобой все хорошо… Эх, Лютик… Знакомься, Зыба: Млад Мстиславич Ветров, знаменитый на весь Новгород волхв. Жив-здоров, как видишь.

Тихомиров встретил Млада не так радостно, как отец.

— Не знаю я, Мстиславич, что с тобой делать. Мало того, что сотня твоя ни во что твои приказы не ставит, ты и сам им подстать.

— Мы вынесли двадцать семь раненых, — ответил Млад угрюмо.

— А толку? Что в этом толку? Теперь на двадцать семь совершенно бесполезных ртов в осажденном городе будет больше. Только и всего.

— Их бы затоптали, — Млад опустил голову.

— Да. Но мы не в салки тут играем. И неважно, кто из нас больше прав — ты или я. Я тоже не чудовище, я тоже согласен, что бросать раненых стыдно. Но я приказал отступать, а ты что сделал?

— А почему ты не приказал подобрать раненых? — вскинул глаза Млад, — Если считаешь, что бросать их стыдно?