Вечный колокол

- Я думаю, дело не только в образованности и в вероисповедании этих народов, хотя уровень знаний, которым наделен dеmos

[21], конечно, играет важную роль. Тут речь идет о внутренней потребности людей в свободе и готовности принимать разумные решения о жизни государства. Я бы назвал это даже не потребностью, а некоторой субстанцией, испускаемой отдельными людьми, которая заставляет их гореть, искать правды, стремиться к улучшению существующего мира. Вот, например, Вернигора источает эту субстанцию так, что она едва не светится в темноте! А крикуны на вече, нанятые боярами, если и имеют нечто подобное, то корысть и мысли о собственном благе напрочь затмевают их стремления к улучшению мира.

- А почему ты говоришь, что эта субстанция изливается из них? Может быть, напротив, они накапливают ее в себе?

- Потому что субстанция эта имеет свойство, по моему разумению, накапливаться вовне их, а не внутри. Если бы она накапливалась внутри, она бы разорвала их, как горящий порох разрывает хлипкий деревянный бочонок, в котором хранится. И чем больше такой субстанции накапливается вовне, тем сильней притязания dеmos на управление миром. Потому что она не только источается отдельными людьми, но и впитывается окружающими. Впрочем, каждый человек имеет свойство рождать в себе эту субстанцию, в той или иной степени.

- То есть пока эта субстанция существует, единовластие невозможно? - Волот обиженно поднял брови: он вообще-то единовластие представлял себе по-другому. Он думал о подавлении бояр для блага народа, а не наоборот.

- Я этого не говорил. И пример тому - вся Европа. Да и среди татар не так уж мало людей, источающих эту субстанцию. Другое дело, что в Европе ее значительно меньше, чем у нас. Правители там давно научились подавлять и направлять эту субстанцию в нужное им русло, далекое от управления обществом. Я не стану говорить о том, хорошо это или плохо.

- И как они это делают?

- Их вера, мой друг, - самый совершенный инструмент управления народами, который только могло выдумать человечество. Народ их жрецы называют паствой, сиречь «стадо», и, наверное, это очень точно определяет положение dеmos в европейских государствах.

- Но почему же люди мирятся с положением стада? - спросил Волот и вспомнил, что именно этим словом Тальгерт иногда называл вече.

- Они не только мирятся, они рады этому положению, мой друг! Именно поэтому я и называю их веру совершенным инструментом, но не берусь судить о нравственности такого положения. Простой человек, осознавая себя неотъемлемой частицей стада, освобожден от ответственности перед их богом за то, что происходит вне его самого: за это ответственность несут пастухи. Стадо идет туда, куда его ведут. Человек испрашивает жреца о том, как ему жить и что ему делать, по самым ничтожным вопросам, и если живет так, как предписано жрецом, после смерти его ожидает вознаграждение.

- Но предки? Разве им не придется отвечать перед предками за свои поступки? Ведь предкам нет дела до каких-то там всезнающих жрецов?

- В том-то и дело, что предки не спросят их об этом, их бог не желает знать кровного родства и всячески противится объединению людей, которое мы привыкли называть родом. Их бог не знает разницы и между народами, считая их в одинаковой степени своими рабами.

- Рабами? - переспросил Волот. - И это вот проповедуют их жрецы в Новгороде?

- Да, именно это.

- По-моему, все это чудовищно… Какое-то надругательство над людьми, тебе так не кажется?

- Их вера распространялась первоначально между рабами Рима, и тех не ужасало положение божьего раба.

- Но ведь сейчас в Европе нет рабства! И потом, европейская знать тоже исповедует христианство! Как же они мирятся с этим?

- Они рождаются с этим, - пожал плечами доктор. - И потом, для знати уготовано другое место, нежели для толпы. Они согласны, ублажая толпу, называться божьими рабами, отлично осознавая, что жрецы - то есть пастухи - находятся и в их власти тоже. Все это сложно и запутанно, мне бы не хотелось сейчас вдаваться во все тонкости их веры, мы ведь говорим о тебе, а не о Европе. Могу сказать только, что римские императоры недаром отдали предпочтение этому богу: короли служат ему, а он служит королям. И, знаешь, их бог гораздо могущественней Перуна…

- Никого нет могущественней Перуна! - вспыхнул Волот.

- Ну, ну… - доктор снова улыбнулся, - ты же князь. Ты должен смотреть на мир трезво и не питать напрасных надежд там, где им не место, и не строить замков на песке, а тем более - не полагаться на песчаные замки, когда тебе нужны настоящие крепости. Я рад, мой друг, что твой взгляд на мир не столь безнравственен, как, например, у Черноты Свиблова, но некоторая восторженность твоей натуры рано или поздно войдет в противоречие с интересами государства… Впрочем, это свойство молодости.

- По-твоему, «трезво смотреть на мир» - это поклоняться чужим богам? - Волот откинул голову и сузил глаза.