Вечный колокол

Волот не успел оглянуться, как вдруг всему Новгороду стало известно о том, что он собирается креститься. Об этом с удивлением и страхом говорили все - и в посаде Городища, и в поварне княжьего терема, и на торге, и в думе, и в Совете господ. Слухи летели по городу быстрей ветра: многие новгородцы верили, что христианский бог поможет Волоту выздороветь, а кое-кто добавлял, что жрецы пообещали ему сохранение жизни только в обмен на крещение всей Руси.

Для торжественного действа прямо в детинце заложили деревянную церковь - пришлые проповедники предлагали возвести ее на месте капища Хорса, но это предложение Совет господ отверг, чтобы не вызвать у новгородцев протеста. Церковь строили с роскошью, с размахом и назначили крещение к окончанию строительства - в начале месяца грудня. Из Греции собирался прибыть патриарх ортодоксов - глава греческой церкви. И Волот ждал этого дня со страхом и надеждой. Ему казалось, стоит только исполнить обряд, и его болезнь пройдет сама собой. Но мысль о том, что он поступает малодушно, постоянно глодала его сердце.

Снег снова выпал рано, и Волхов покрылся тонкой коркой льда, когда к Волоту явилась бывшая посадница, Марибора Воецкая-Караваева. Ему было очень плохо в тот день, он не хотел ее принимать, и видеть не хотел, и знал, что она ему скажет. Но прогнать ее не посмел.

Волот не ошибся. Бывшая посадница убеждала его отказаться от крещения, говорила о предательстве богов, о том, что он отдает Новгород чужакам ради спасения своей жизни. У Волота начались судороги, Марибору выпроводили вон, и он не мог прийти в себя еще несколько суток: ее голос стучал ему в уши - голос не желавшей молчать совести.

Церковь отстроили за три для до крещения и на торжественное открытие привезли икону с изображением святой Софии - кто это такая, Волот не знал. Ее называли божьей премудростью и снова говорили о Новгороде как о третьем Риме и преемнике Царьграда. Он не понимал, почему в церкви должно находиться изображение этой богини, а не самого христианского бога.

Необходимость Волота приехать на освящение церкви всем была очевидна, только доктор Велезар выступал против и согласился, лишь когда ему пообещали, что Волота на санях довезут до детинца и тут же вернут назад, в Городище. Вот тогда, по дороге в детинец, перед Великим мостом Волот и встретил того самого волхва, Млада Ветрова. Князь успел забыть о нем, о Вернигоре, о том времени до войны, когда он был еще совсем здоров, и теперь что-то шевельнулось в нем, что-то заныло внутри - Волот сам окликнул волхва, велев остановить сани. Он ехал в сопровождении сорока дружинников, в санном поезде вместе с десятком самых родовитых бояр Новгорода, и замыкали его посадничьи сани: сзади раздались недовольные крики бояр, но дружинники встали как вкопанные, повинуясь голосу Волота.

Волхв очень изменился, словно тоже долго болел, - Волот узнал его только по рыжей шапке.

- Князь? - тот не поверил, что Волот остановил сани ради него.

- Здравствуй, Млад Ветров, - Волот вскинул голову, чтобы никому не показать слезы, навернувшиеся на глаза: и волхва, служителя родных богов, он тоже предавал.

- Здравствуй, князь, - лицо волхва вдруг изменилось, глаза загорелись, и рот приоткрылся от удивления.

- Я рад, что ты жив, - кивнул Волот. - Я просто хотел пожелать тебе здравия. Я не могу говорить с тобой здесь.

Он уже тронул сани и подумал, что должен позвать его к себе в терем и объяснить все, оправдать свое малодушие, излить душу на грудь этого доброго и честного человека!

- Погоди! - волхв, сначала стоявший поодаль в растерянности, вдруг подбежал к саням. - Дай мне руку, мальчик! Всего на секунду, дай мне свою руку!

Волот не ожидал от него ни «мальчика», ни подобной странной просьбы, но рука сама выскользнула из-под шуб, которыми он был накрыт, и потянулась к руке волхва. От прикосновения лицо того исказилось мучительной гримасой, а потом стало мрачным, испуганным и растерянным. Волот поехал дальше, оставив волхва стоять на дороге, перед толпой, вышедшей посмотреть на своего князя.

Глава 14. Иессей

Млад вернулся домой, так и не добравшись до торга. Дитя спокойно дремало в люльке, Дана спала, вытянув руку, чтобы покачивать колыбель. Ширяй теперь не читал - учился писать левой рукой, изгваздав чернилами весь стол: эта наука давалась ему тяжело. Он сгибался в три погибели и высовывал кончик языка.

- Мстиславич? - шепотом спросил парень. - Ты чего так рано?

- Ширяй… - Млад сглотнул - ему надо было поделиться с кем-то, надо! Он не мог держать этого в себе!

- Случилось что?

- Не знаю. Я не верю сам себе, - Млад прикрыл дверь в спальню, чтобы не разбудить девочку.

- Ты никогда не веришь сам себе, - усмехнулся парень.

- Ширяй… Я думал всю дорогу… Этого не может быть. Или я круглый дурак, или…

- Ты скажешь когда-нибудь, что произошло? Или так и будешь мямлить, как обычно?

- Скажу. Я только что видел князя.

- Ну и как? - губы Ширяя презрительно изогнулись. - Он уже принял крещение?