Вечный колокол

- Не хотите ли, новгородцы, попросить прощения за свой скоропалительный приговор? За осуждение, за плевки и камни в спину? За подвалы и допросы? Не хотите ли признать себя неправыми?

Млад оказался на краю степени, когда вперед вышла Марибора, до этого скрывавшаяся в тени. Раздались робкие свистки и удивленные возгласы: к тому, что посадница сидит на степени, все успели привыкнуть, но никогда еще она не смела вставать и говорить.

- Никто из Совета господ не возьмет на себя этот труд, - она подняла голову, оглядывая площадь властным, спокойным взглядом, и вече примолкло, - да и нет у Новгорода посадника. Я это сделаю вместо Смеяна Тушича.

Она повернулась лицом к Младу и на глазах у веча поклонилась ему до земли.

- Новгород просит у тебя прощения, Млад Мстиславич, - сказала посадница громко, так что ее услышали все, - прими от нас благодарность за Правду. И прости нас, если можешь.

Кто-то попробовал свистнуть, но весь университет тут же повернулся в его сторону - больше никто выражать недовольства не решился. Млад больше смутился, чем обрадовался, и не знал, что ответить, и больше всего хотел поскорей исчезнуть со степени. Но не ответить было нельзя, и он повернулся к Новгороду:

- Я не держу зла… Вас обманули, и вы не виноваты… Я рад, что остался жив. Но лучше бы моя Правда оказалась ложью.

И ректор подхватил его слова:

- Но это, к сожалению, не ложь! И враг на самом деле стоит у наших рубежей. И я повторю еще раз: нам не сдержать его, даже если мы мертвыми ляжем на его пути!

Пока площадь смотрела на ректора, Млад поспешил сбежать с лестницы вниз - студенты хлопали его по плечам, радовались торжеству справедливости и считали это торжество своей заслугой.

Никто не ждал, что снова заговорит Марибора, но голос ее прокатился над площадью, подобно набатному колоколу.

- Вставайте, новгородцы! - глубокий грудной голос женщины, столь непривычный для веча, не дрогнул. - Вставайте! Вам ли бояться смерти? Вам ли вспоминать о ссоре с соседом, когда горит его дом? Или мужчин не осталось на нашей земле, если враг топчет ее сапогами? Или мужчины теперь не считают счастьем смерть в бою? Земля дороже жизни! И пока мы помним об этом, врага на ней не будет! Поднимайтесь, новгородцы! Стыдно прятаться за чужие спины! Чернота Буйсилыч, отправляя ополчение в Москву, говорил, что земля у нас одна - Русь. И я вам скажу: нет земли псковичей и новгородцев, когда идет война! Мы славим общих богов и говорим на одном языке. Нам нечего делить, кроме участи. И смерть - не самая худшая из них. Женщины нарожают сыновей, если вы защитите женщин, подрастут дети, если вы защитите детей. Умирать не страшно, если можешь взглянуть в глаза пращуров с гордостью. И страшно жить, вспоминая собственную трусость. Вставайте, новгородцы! И стойте насмерть.

Ревом ответила ей площадь - в нем гремели и негодование, и желание доказать свое мужество, и хмельной восторг предстоящего боя: Новгород готов был тронуться в поход немедля. Млад и сам почувствовал, как холодящая волна поднимается у него в груди и захлестывает голову: нет счастья выше, чем смерть за Родину. Разве не этому его учили с детства? Дело мужчины - закрыть собой землю, которая рожает хлеб, и женщину, которая рожает детей. А без этого жизнь потеряет смысл.

Рядом с Мариборой встал юный князь, и Новгород ревел, призывая его ответить. Князь не разочаровал вече.

- Вставайте, новгородцы! - подхватил он слова Мариборы. - Не смеют враги топтать нашу землю! Наше священное право - заступить им путь! Сколько бы нас ни было, а просто так они не пройдут! Земля будет гореть у них под ногами! И лучше лечь в нее костьми, чем пропустить захватчиков к стенам детинца! Вставайте и сражайтесь за Родину!

Университет потрясал кулаками и выл от восторга, новгородцы помоложе вторили им с той же уверенностью, люди постарше молча сверкали глазами. Даже купцы притихли и перестали шептаться, и на лицах их не было прежних сомнений.

Чернота Свиблов поднял руку, призывая тишину, но площадь не смолкала долго.

- Послушай меня, вече! - наконец начал он, перекрикивая толпу. - Послушай меня! Или Новгородом теперь правят женщины и дети? Кого вы слушаете? Легко сказать: умереть за Родину! Ни ты, Марибора, ни ты, князь, умирать на стены крепостей не пойдете! Война - дело мужчин, и мужчины будут решать, когда и за что им умирать! За чванливого соседа?

Крики смолкли, и даже студенты растерялись на время, но тут один из купцов вскочил на сани, стоявшие неподалеку.

- Я пойду! - он сорвал шапку и швырнул ее под ноги. - Я пойду умирать на стены крепостей! Ради чего живем? Ради сундуков с серебром? До чего дожили - бабы просят нас идти на войну! Бабы просят! Когда мне было двадцать лет, никто не просил - сами шли! И умирали, если надо!

Рядом с ним тут же оказалось двое ремесленников-оружейников.

- Все, что в кузне есть, - ополчению! Мы тоже пойдем!

- И я пойду! - присоединился еще один купец.

- И я! - крикнул другой.

- Давай, бояре! Тряси мошной! - захохотали ремесленники.